«Иви, наконец-то! Мне больше не нужно ждать. Годы неизвестности и мучений позади. Я здесь, совсем близко. Ты уже давно почувствовала это. Я мысленно искал тебя с той минуты, как оставил позади Брашов. Ты до сих пор не догадываешься, что тебя ждет? Тогда я еще немного подержу тебя в неведении. Засыпай и позволь своим мыслям раствориться в приятной темноте. А когда проснешься, радуйся. Потому что скоро ты будешь стоять передо мной. И тогда ничто больше не сможет разлучить нас».
* * *
Хиндрик всю ночь сидел у открытого гроба, который они принесли из склепа, расположенного под церковью Святого Михаила. Сам он отдыхал во втором гробу, стоявшем рядом с этим. Слуга испытывал голод, но не решался отлучиться даже на несколько минут. Алиса попросила его, и он пообещал ни на секунду не оставлять Клариссу одну. Да и что значила одна голодная ночь по сравнению с его вечным существованием?
Хиндрик уже давно перестал считать свои годы. И все же его воспоминания до сих пор были яркими и свежими. Когда он был человеком, мужчины носили ленты в длинных завитых волосах, на шейных платках сверкали дорогие броши, а парчовые юбки дам были расшиты роскошными золотыми и серебряными узорами.
Господа облачались в бриджи, шелковые чулки и туфли с пряжками. Расточительство князей и окружавшая их роскошь были неописуемыми, потому что каждый старался не отставать от сказочного великолепия Версаля. Вечный праздник, в то время как простой народ за стенами дворцов страдал и голодал.
Но разве так было не всегда? И разве что-нибудь изменилось с тех пор? Разве Габсбурги не так же сидели в своем Хофбурге или Шенбрунне, а придворная знать и «денежные бароны» — в своих дворцах? Они устраивают пиршества и праздники и закрывают глаза на нищету, которая простирается вокруг Вены прямо от Линейного вала. Простые люди каждый день борются за кусок хлеба, трудятся до полного изнеможения и все равно радуются тому, что могут заработать хотя бы пару монет и, если повезет, получить кров над головой, который им приходилось делить с множеством таких же обездоленных. Каждый кусочек пола занимает какой-нибудь бедняк, чтобы все вместе они могли заплатить непомерную плату за те дыры, которые язык не поворачивается назвать квартирами. А утром в еще теплые постели забираются те, кто работал ночью, чтобы хоть немного отдохнуть перед следующей сменой. Ничто в Вене не пользовалось таким огромным спросом и не было настолько недоступным, как жилье, и зачастую каморки жителей пригорода были меньше тюремной камеры.
Будучи человеком, Хиндрик не относился к привилегированным членам общества, носившим шелковые штаны. После тягостей и забот его прежней жизни существование во мраке ночи показалось ему легким и свободным. Но как отнесется к такому изменению Кларисса Тодеско, привыкшая жить в богатом доме своего отца?
Хиндрик неподвижно сидел, прислушиваясь к приглушенным шорохам, которые доносились до него с обоих концов вентиляционной шахты, и рассматривал мертвую девушку, лежавшую у его ног. Да, она все еще была мертва. Превращение пока не началось. Душа Клариссы покинула ее, оставив в этом мире лишь ее тело. Точеные черты лица были необычайно красивыми, а кожа — такой бледной, словно девушка уже превратилась в вампира. Длинные густые ресницы прикрывали глаза, в которых застыло предсмертное выражение, пронизанное болью. То была не физическая боль, а душевные муки. Возможно, это было предчувствие измены любимого, которому она так слепо верила.
На Клариссе была нежно-сиреневая ночная сорочка, облегавшая стройное девичье тело. Каштановые пряди волос вились вокруг ее шеи и плеч, спадая до узкой талии. Да, Хиндрик понимал, почему Лучиано влюбился в эту девушку. И все же он сочувствовал ему. Это будет нелегким испытанием, как для Носферас, так и для Клариссы. То, что любовь может победить смерть, было лишь одной из сказок, в которые так охотно верят люди.
Мимо Хиндрика пробежала крыса, и снова стало тихо. Вампир чувствовал прохладный поток воздуха из Дворцового сада, устремлявшийся в здание оперы на смену быстро нагревавшемуся от множества газовых ламп воздуху в зрительном зале, поднимавшемуся над разодетой публикой и сквозь отверстия в крыше устремлявшемуся в ночное небо. Чего только не придумают эти люди!
Мимо снова прошмыгнула крыса. Хиндрик жалел, что он, в отличие от наследников, не научился использовать разум и ощущения животных для своих нужд. Он бы с радостью проследовал вместе с ней до самой оперы, послушал пение артистов и принюхался к запахам посетителей. А так вампиру оставалось только ждать.
Прошло несколько часов. Представление в оперном театре уже давно закончилось, певцы и зрители разошлись по домам. Крысы были, пожалуй, единственными живыми существами, которые все еще оставались в опере. Полночь прошла так же незаметно, как и наступила.
Что сейчас делали остальные? Праздник во дворце Кобург наверняка был в полном разгаре. Возможно, Алиса как раз вальсировала с Францем Леопольдом. Хиндрик однажды видел их на уроке танцев. Фамалия и Дракас? Кто бы мог подумать, что они так поладят друг с другом. Похоже, задумка предводителей кланов удалась и академия оказалась даже успешнее, чем того хотели многие. Не все вампиры с одобрением относились к таким переменам. Слишком долго представителей разных кланов настраивали друг против друга. Хиндрика эти предрассудки тоже не обошли стороной. Слуга до сих пор чувствовал, как желчь подступает к горлу, когда видел Таммо с наследниками Пирас, которые по-прежнему оставались его лучшими друзьями. Казалось, в Париже их дружба стала еще крепче. Хиндрику нелегко было даже самому себе признаться в том, что Пирас, с которыми он познакомился, проведя несколько месяцев в лабиринтах под Парижем, были не такими плохими, как ему рассказывали. Парижские вампиры были грубыми, невежественными и грязными, но они научили наследников ценным навыкам, которые помогут им в борьбе за выживание.
Что это? Хиндрик немного нагнулся вперед. Ему показалось или девушка только что пошевелилась? Он услышал тихий шорох. Еще одна крыса? Нет, шуршание доносилось из открытого гроба.
Хиндрик подкрутил фитиль керосиновой лампы, которую дала ему Алиса. Мерцающий огонек осветил лицо девушки, и на нем танцевали тени. Казалось, она вот-вот проснется. Нет, пока еще слишком рано. Или все же?.. Внезапно ноги под длинной ночной рубашкой вздрогнули, затем девушка пошевелила пальцами левой руки. Началось.
Хиндрик попытался возродить в памяти собственное превращение, но вспомнил только тьму, обвивавшую и неумолимо оттаскивавшую его от заманчивого теплого света, который хотел мягко окутать его своим нежным сиянием. А потом пришла боль. Ничто из пережитого им не могло сравниться с ней. А у Хиндрика была не такая уж легкая жизнь!
Тело девушки начало судорожно трястись. Внезапно глаза Клариссы распахнулись. Она резко села, открыла рот и закричала. И хотя Хиндрик ожидал этого, он вздрогнул от невыразимой муки, прозвучавшей в этом крике. Слуга вскочил, опустился на колени у гроба девушки и обхватил руками ее трясущееся тело. Не осторожно, нет, ему ведь нужно было удержать ее в гробу. Кларисса больше не была хрупкой, слабой девушкой. В ней бушевала неистовая сила природы, превращавшая человека в вампира. Ее тело умерло и теперь было всего лишь оболочкой, которая не разлагалась, как плоть обычного мертвеца, а наполнялась чем-то другим, чем именно, Хиндрик и сам не мог бы сказать. Возможно, это было что-то вроде бактерий, открытых ученым Пастером, — крохотных, невидимых существ, которые не только портили молоко, но также ослабляли человека и могли даже послужить причиной его смерти, расползаясь по телу, словно паразиты.
