Телефон звонит, страх щекочет живот. Я смеюсь – глупая, глупая, глупая я!
– Удачно домой добралась?
– Нормально. – Я улыбаюсь. Чуть-чуть разочарована, но это такая чепуха!
– Не стоит так переживать из-за Стаса. – Голос Золушки озабочен, мне смешно.
– Нисколько не переживаю.
– Хочешь, я с ним поговорю?
– Да не надо!
– Ну, пока, – неуверенно говорит Золушка.
– Пока! – Я смеюсь.
Я иду на кухню, чтобы не забывать его запах. Корицу и цветки гвоздичного дерева в порошок – в фарфоровой ступке, шоколадные зерна кофе – в кофемолке. Я засовываю нос в кофемолку и дышу, дышу, дышу. Мм! Вкуснота! Щепотка ванили, щепотка кардамона, кофе бежит коричневой пенкой – ахиллесова пятка готова! Я смакую горячую до ожога кровь турецкого пехотинца, вспоминая запах его волос и кожи. Память щекочет живот, я смеюсь. Глупая, глупая, глупая я!
– Как делишки?
– Ничего. – Я разочарована.
– Как тебе его девушка?
– Ничего, – отчего-то колет живот.
– Довыбираешься. – Голос Риты звучит скрытым злорадством.
– Да.
– Мне она не понравилась. – Рита получила свое, теперь можно быть и любезной.
– Мне понравилась, – холодно отвечаю я.
Рита смеется, мне хочется плакать. Глупая, глупая, глупая я…
У меня в руках кофе, он ничем не пахнет, османский лучник остыл. Я подношу чашку к лицу, коричневое кольцо у края, от него вниз потеки до темной, кофейной воды. В них не прочитать ничего. Остывший кофе темнеет смолой Мертвого моря, отсвечивая голубым… Как и его глаза. Падает тень – они серые, на солнце – голубые. Изменчивые, как вода.
Прямо перед собой я вижу лицо матери. Когда это было? Я и Стас? Не помню. Давно…
– Судьба повторяется, хочешь этого или нет. Бабка безмужняя, я одна. И тебе суждено.
– Замуж? Зачем? Сойдет и так, – смеюсь я.
– Дурочка! Безмужняя – не печать. Безмужняя – без твоего мужчины. Вот что такое безмужняя.
– Будет другой, все начнется сначала.
– Глупая, глупая, глупая ты! – кричит мать, в ее глазах слезы. – Душа прикипит – с мясом отрывать!
– Да хватит, мама! Я не умею любить.
– Ты себя знаешь? Затянет – не выплывешь!
– Я плавать умею. – Мне смешно, а мать не жаль.
– О себе думай! Слышишь? О себе!
Сумасшедшие глаза матери с тревогой вглядываются в мое лицо, я улыбаюсь. Я не умею любить. Глупая, глупая, глупая я!
Миндальные волны Мертвого моря качают сердце, прилив – надежда, отлив – тревога. В моей руке телефонная трубка, я снова жду. Брожу по комнатам, нет мне покоя. Глаза ищут того, кого нет.
Мой взгляд останавливается на восточной картинке – стрекоза и цветущий клевер.
– Не люблю насекомых, – сказал тогда он.
– Почему?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Хотя все равно. Они долго не живут.
Долго не живут – так сказал он. Он, не другой! Зачем вспомнила? Только хуже…
Мой взгляд снова кружит по комнате и падает за окно. За ним солнце и горная синь. Они зовут, но мне не к кому идти. Кожа светится янтарем, но мне некому показать. Я люблю, но мне некому сказать. В моих руках телефон, я должна сама…
Я провожу пальцем по подоконнику, на нем рисунок. Смотрю и смеюсь. Я, бабочки, сачок и он – руки в наручниках за спиной. Он терпит, я на охоте. Он ждет, мне наплевать. Он ждет – не я!
За окном свечи каштана, на мне платье из их цветов. Скорей, скорей, скорей! Лифт к черту! Пролеты, площадки, двери. Мелькают, рябят полосы света и тени. Ступеньки, ступеньки, ступеньки! Дробный стук каблуков бьется в самое сердце. Третий, второй, первый, все!
Меня выносит из тьмы подъезда прямо на шлагбаум миндальных глаз. Черный шлем – черный лоб мотоцикла, хищный профиль – резкий наклон колонки, излом ноги – жесткая рама. «Kawasaki» дыбится и храпит, он – в седле, руки точно приварены к рулю. Смуглая кожа, взгляд сквозь прищур, крутой поворот головы. Его глаза смотрят в мои, мои – в его. Жарко, жарко, как жарко – от синего ветра миндальных глаз. В рваном ритме безумного сердца нечем, нечем, нечем дышать. Солнце до самого горизонта, все белым-бело. Свет несется к земле, обрушиваясь светом и тенью – асфальт морщит. Синий ветер кружит и кружит голову, листья, деревья, меня. Я вижу его глаза, он – мои.
– Ты?!
Он в седле, за его спиной – я. Небо рушится лавиной, за ним оползнем облака. На дорогах вповалку осколки вчерашней весенней грозы. В зеркальных лужах синий ветер, сбиваясь, считает дома, солнце, нас, облака. Так красиво! Я раскрываю руки, город садится в ладони. Улицы пальцами, площади кольцами, парки амвонами, окна лицами, лица иконами. Город за нами бежит по крышам – выше, выше, выше! Я разбросала руки, небо упало в ладони. Город за нами, мир под ногами. Солнце, мы, облака…
* * *
За окном снова зашумел весенний дождь. Он остро пахнет свежестью и почему-то липой, а она еще не распустилась. Дождь пройдет, и ее сладковатый запах с горчинкой исчезнет, как наваждение. Раз – и ничего нет. Я вдруг поняла, что последний раз вижу его таким. Почему так щемит сердце? Оттого, что это не повторится? Волосы упали ему на глаза, я медленно раздвинула их руками. Лицо надо мной, в глазах нетерпение и что-то еще. Почему мне так важно узнать? Он поцеловал мне ладонь, и я почувствовала, что он улыбается.
– Подожди, – попросила я. – Моим ладоням нужно запомнить твою улыбку.
Он целует, теперь его волосы падают мне на лицо. Я невольно прячу улыбку; теперь их странный, сладкий и горький запах станет моей памятью весны. Его пальцы так осторожны, я их почти не ощущаю, и мне хочется, чтобы он стал смелее. Тогда я сама целую его ладонь, на ней запах моей кожи. Зачем мне помнить себя? Жаль… Как жаль! Так никогда не бывало, я не умею справляться. Повернула голову к окну, словно чтобы запомнить и этот кусок времени, вложенный в мою жизнь. За оконным переплетом тучи, дождь, клочок синего неба, в нем жаркое солнце. Наверное, таким бывает настоящее счастье. И я попросила его – подожди.
Дождь за окном спешит, мое лицо расчерчено его глазами, на скулах жар, а на губах давно ожог. Голубая миндальная волна тянет меня к своим вискам, я закрываю веки, чтобы не потонуть. Теперь мои глаза зачеркнуты его губами. Он медлит, но я уже не жду. Меня разбросало в жаркой, весенней воде. Не знала, что весна бывает такой. Может, поэтому я никогда не ждала ее?
– Подожди, – шепчу я. Он ждет, я не жду.
Меня затянуло волной, и я забыла, что мне нужна память. Вода обтекает, закручивая мертвой петлей. Я открываю глаза – куда ни кинь взгляд, прозрачная синь. Ледяная вода колет кожу, та горит облаком крошечных пузырьков, те блестят чешуей. В бесконечном пути потеряно тело. Я несусь к самому дну, оно отлетает прочь. На нем камни, на них солнце, его кружит лазурной водой. Я гляжу на синее небо сквозь лупу прозрачной воды. Гляжу, не могу наглядеться. Так красиво, что хочется жить!
