Ты меня ждала?
Да!
Зачем?
Поговорить… Понимаете, я про вас только сегодня узнала и
решила кое-что выяснить.
Ничего не понимаю! А про гнилого шмендрика — это выдумка?
— Да нет же! Чистая правда! Только я его уже и раньше
видела.
И где же?
Вы Маргариту Сергеевну Велленберг знаете?
Велленберг? Первый раз слышу, а кто это?
Она — невеста Владислава Игоревича Комова, — без
запинки проговорила Маня.
Елизавета Платоновна вдруг побледнела.
Невеста? Ее фамилия, значит, Велленберг? Нет, я ее даже
никогда не видела. Но при чем тут она? Я совершенно ничего не понимаю!
Я вам сейчас объясню! Этот шмендрик шантажирует Маргариту
Сергеевну, деньги у нее вымогает и относит одной женщине, которая живет по
чужим документам…
И Маня рассказала Елизавете Платоновне все, умолчав только о
той истории в Омском университете. Зачем рассказывать о том, чего на самом деле
не было?
С ума сойти! — пробормотала Елизавета
Платоновна. — Да вы целое расследование провели… И чем же этот мерзавец
шантажирует госпожу Велленберг? У нее есть какие-то страшные тайны?
Наверное, у всех есть какие-то тайны… — не определенно
ответила Маня.
Елизавета Платоновна грустно улыбнулась:
И никому не хочется, чтобы эти тайны всплыли. А ты, значит,
решила, что за этим шантажом стою я?
Я не решила, а предположила!
Нет, деточка, я слишком хорошо понимаю,
что заставить себя полюбить невозможно, даже если вылить
грязь на счастливую соперницу. Выйти замуж так можно, а стать любимой и
единственной — нет!
У Мани комок стоял в горле.
— Но ведь как-то заслужить любовь, наверное, можно?
Елизавета Платоновна внимательно взглянула Мане в глаза и
поняла, что девочка говорит о своем.
Ах, Маня, любовь такая странная штука. Если бы любовь можно
было заслужить, все было бы несколько проще. Хотя такое тоже бывает, но редко.
И знаешь, я еще поняла… Когда говорят — я люблю ее или его за то-то и за то-то,
это не любовь. Любовь — штука странная, непредсказуемая… Иной раз смотришь —
всем человек хорош, а тебе он не нужен. А другой — одни сплошные недостатки, а
ты вдруг взглянула ему в глаза и — бац — полюбила.
Но если безответно… это больно…
Господи, да неужели у тебя безответная любовь? — ахнула
Елизавета Платоновна.
Маня только молча кивнула.
Ничего, надежда всегда есть. У него ведь тоже могут глаза
открыться. В один прекрасный момент он на тебя посмотрит и подумает: а где у
меня глаза были? Как же я не замечал эту чудесную девчонку?
А так бывает?
Да сплошь и рядом!
Они посмотрели друг другу в глаза и засмеялись. Правда, смех
был не очень веселым.
Ты мне нравишься, Маня. И давай-ка подумаем, что нам теперь
делать.
По-моему, лучше всего заявить в милицию. Пусть их возьмут с
поличным! И они не подумают, что вы их сдали, вы ведь не могли ничего знать,
правда?
К сожалению, это не получится.
Почему?
Какая у меня гарантия, что в милиции они не узнают, что я на
них заявила?
А давайте мы на них заявим. Пойдем в милицию и скажем, что
слышали такой вот разговор…
Нет, Маня, не получится. Никто вас и слушать не станет. И
потом, обязательно выплывет наружу мое знакомство с этим шмендриком. А я этого
не хочу. Я лучше сделаю по-другому… — Глаза у нее весело блеснули. Она взяла
телефонную трубку. — Подожди, я сейчас позвоню, а потом мы еще поговорим.
Знаете, я вот подумала, а давайте мы их напугаем!
И как ты думаешь их напугать?
Ну, не знаю, можно придумать. Закроемся в квартире, а когда
они сунутся, можем что-нибудь таинственное изобразить, какие-нибудь привидения…
Маня, — расхохоталась Елизавета Платоновна, — ты
меня уморила. Они же собираются сюда днем, а днем никаких привидений не бывает!
Я их напугаю, но по-другому. Более современным способом.
Она набрала номеp и попросила к телефону Сергея
Анатольевича.
— Сержик, привет, это я. Слушай, у меня к тебе дело.
Помнишь, ты говорил про сигнальное устройство? Да, надумала. Но это надо
сделать сегодня. Обязательно только сегодня. Да, я узнала, что ко мне
собираются гости… Отлично, это совсем хорошо! Молодец, Сержик! Буду ждать!
Елизавета Платоновна положила трубку и весело подмигнула
Мане.
И что это будет? — полюбопытствовала девочка.
Ревун!
Какой ревун?
Они схватятся за замок, а он как завоет! Они как
побегут! — веселилась Елизавета Платоновна, правда, Мане показалось, что
она близка к истерике.
Замок тоже надо бы поменять, — заметила Маня.
Само собой! А если на этот рев примчится милиция, я не
виновата! Зато им неповадно будет в другой раз сюда лезть.
Ну, я не знаю, по-моему, это все для честных людей или для
случайных жуликов. А если эти нацелились на вашу квартиру, то рано или поздно
все равно залезут. Елизавета Платоновна, извините меня, но…
Что? Ты, наверное, хочешь спросить, что меня связывает с
этим шмендриком, да?
—Да!
— Понимаешь, мы с ним когда-то учились в одном классе.
Он был, конечно, жутким хулиганом, но в общем-то неплохим парнем и один раз
даже заступился за меня перед шпаной, а после школы мы и не виделись ни разу. Я
слышала, что его посадили за какие-то махинации. И вот недели две назад я вдруг
встретила его, мы разговорились, он много чего интересного рассказывал, я даже
подумала, что из этого можно сделать забойный материал, не для журнала,
конечно, но для газеты какой-нибудь, и сдуру позвала его к себе. И почти сразу
пожалела, он хищным взглядом шарил по стенам, по книжным полкам и вообще… даже
вспоминать противно. В школе он таким не был. А теперь выясняется, что он еще и
шантажист…
Ну, кажется, не он сам…
Какая разница! Интересно, а кому это понадобилось? И почему
ваша Маргарита в милицию не заявит? Боится, что всплывет что-то нехорошее? Ее можно
понять. Ох, я вспомнила, мне папа твой говорил, что ты юная сыщица, ребенка
какого-то похищенного отыскала, правда?
Правда.
А теперь вот шантажистов ищешь?
Ищу. Но я же не одна, у меня друзья.
Но ведь это может быть опасно!
Бывает и опасно. Но чаще на детей внимания не обращают. Мол,
вертятся тут какие-то мелкие… Ладно, спасибо, пирожные были вкусные, я пойду,
наверное.
