– Сейчас! – на бегу пообещал Архипов.
Ближайшая дверь вела в комнату Марии Викторовны, это он
определил с первого взгляда – узкая кушеточка, книжные полки, медведь со
свалявшейся белой шерстью, клетчатый плед, длинное старомодное зеркало,
покрытое черном кружевным платком. В другое время Архипов непременно бы здесь
задержался, но сейчас ему было не до Марии Викторовны и особенностей ее жилья.
За следующей дверью находился кабинет, очевидно, покойного
супруга и, наконец, комната Лизаветы – широченная кровать под голубым
покрывалом, торшер с кисточками, стеклянные штучки на низеньком серванте,
резной столик на одной ноге, белый ковер. Архипов упал животом на этот самый
белый ковер и заглянул под кровать.
Ничего.
Он с трудом поднялся, опираясь руками, – спина болела, и в
ней, кажется, что-то испортилось непоправимо – и вернулся в комнату Маши. Под
ее кушеточкой тоже ничего не было.
А должно быть!..
Мимо Тинто Брасса Архипов пробежал в гостиную, переступил
через неподвижные ноги и снова упал животом на ковер, заглядывая под диван.
Волосы на голове шевелились – труп смотрел ему в затылок.
Под диваном, на чистом – ни пылинки! – и светлом паркете
темнело бурое пятнышко неправильной формы. Пятнышко старое и высохшее, впитавшееся
в паркет. Архипов потер его пальцем и поднес палец к глазам.
Все правильно.
Только одно неправильно – это пятно должно быть под
кроваткой Маши Тюриной, а никак не под диваном в гостиной.
Тинто Брасс громко, с подвыванием, залаял.
“Ну что ж ты, хозяин? Разве ты не чувствуешь, как здесь
паршиво, как пахнет смертью и кровью, так что у нормальной собаки все мышцы
скручивает в спираль?! Пойдем, а? Мне не нравится то, что лежит на полу. Оно
заставляет меня дрожать и томиться от страха, хотя – ты же знаешь! – я отважный
и сильный пес!”
– Знаю, знаю, – скороговоркой выговорил Владимир Петрович, –
сейчас уходим. Но нам надо… что-то придумать.
Он не мог оставить труп в пустой квартире.
Что делают люди, когда находят мертвое тело, да еще с ножом
в боку? Архипов точно не знал, но был почти уверен, что первым делом люди в
таком случае звонят в милицию.
Так же точно он знал, что в милицию звонить не будет.
Позвоночник сотрясался от сокрушительной боли.
Поймав свое отражение в стеклянной дверце шкафа, Архипов
вдруг удивился, что сидит прямо. Ему казалось, что он извивается, как уж на
сковородке.
– Ладно, – сказал он себе, – ладно!
Тинто Брасс смотрел на него вопросительно и жалобно. Архипов
чувствовал себя примерно так же, как он смотрел, – не знал, что делать дальше,
и очень жалел себя.
Ей-богу, была бы Лизавета жива, он бы ее собственноручно
задушил, зарезал, столкнул с лестницы, отравил мышьяком, повесил на рее и
подверг казни на гильотине!
Архипов замычал, постучал себя по затылку, а потом
решительно полез в карман брюк трупа. Раньше ему никогда в жизни не приходилось
обыскивать покойников.
Ключи нашлись.
Ключи от машины на массивном, “запирающем” брелке.
Архипов перевел дыхание и вытер лоб. Труп все смотрел на
него, и от этого стало еще страшнее.
– Портфель, – объяснил Архипов Тинто Брассу, – у него еще
должен быть портфель, он не мог приехать на машине без всяких документов. Ищи
портфель, Тинто.
“Ищи сам, чего там тебе надо, – ответил Тинто. – Я в таких
штучках участия не принимаю. Я порядочная собака, по чужим карманам не шарю и
чужими портфелями не интересуюсь”.
Может, он ответил что-то другое, но Архипову показалось, что
именно это.
“Портфель” оказался кожаной сумочкой на ремешке с одного
боку. Такие сумочки по неизвестным причинам в магазине именуются “визитницы”,
хотя визитных карточек туда можно насыпать полтора килограмма – вряд ли даже
очень общительному обладателю сумочки может столько понадобиться.
В ней лежали права на имя Маслова Евгения Ивановича с
собственной Евгения Ивановича физиономией – розовой, глупой, десятилетней
давности. Еще были ключи от квартиры, медицинская справка о прививке против
гепатита, ресторанный счет, телефонный счет, счет за бензин, визитные карточки
– наконец-то! На карточках написано, что Маслов Евгений Иванович является
членом Московской областной коллегии адвокатов и располагает такими-то
телефонами.
Карточки, штук пять, Архипов сунул себе в карман, а сумочку
зажал под мышкой.
– Ничего не поделаешь, – сказал он мертвому Евгению
Ивановичу, и собственный голос показался ему странным, – придется тебе терпеть.
Дождь, накликанный Лизаветой, все шел, и, когда Архипов
спускался по лестнице, уже сильно смеркалось.
Он остановился возле окна на первом этаже, которое нельзя
увидеть из каморки Гурия Матвеевича, и некоторое время постоял, прислушиваясь.
Радио изнемогающим голосом пело про Эсмеральду, любовь, ночь и дьявола. Архипов
послушал немного, а потом бесшумно открыл окно и выпрыгнул наружу, в заросли
бузины и сирени. Кусты моментально осыпали его крупными каплями холодной воды,
казавшейся на губах почему-то сладкой, рубаха промокла и прилипла к спине,
будто обняла холодно и влажно. Где может быть машина юриста Маслова?
Архипов выбрался из кустов, пробежал под аркой, выскочил на
тротуар и нажал кнопку, вытянув руку влево. Подождал и вытянул вправо.
Ничего не произошло. Ни одна машина не ответила ему бодрым
писком и подмигиванием фар.
Собственно, покойник мог оставить машину где угодно. Возле
нотариальной конторы, в которой их принимал Грубин Леонид Иосифович. Или в
соседнем переулке. Или рядом со своим офисом.
Дождь моросил, и шее было холодно и мокро. Архипов поежился.
Если это так, он никогда не найдет эту самую машину, а весь его план построен
на том, что найдет. Стало быть, плохой план.
Архипов пошел по тротуару, тыкая брелком во все машины
подряд. С волос и ушей начинало потихоньку капать, спина заледенела, и,
кажется, в джинсах тоже становилось мокро. Очень плохой план.
Короткая вспышка света ударила по глазам. Послышался писк и
характерный звук, с которым открываются замки в дверях машины.
Архипов все-таки ее нашел.
Оглянувшись по сторонам – никого не было на залитом дождем
бульваре, только шли редкие машины, расплескивая пахнущую асфальтом воду, –
Архипов обошел вишневую “девятку” и сел за руль.
“Девятка” завелась со второй попытки, Архипов сдал назад,
вывернул руль и перевалил через низкий тротуарный бордюрчик.
