Толкая перед собой Машу и таща на привязи Витька, он кое-как
выбрался из “нехорошей квартиры” и нажал кнопку лифта.
Лифт так и стоял на месте, как будто ждал их. Пластиковые
двери потряслись и открылись, первым вошел Тинто, последним Витек на привязи,
вся компания погрузилась и поехала.
Архипов посмотрел на часы. Он уехал из дома сорок минут
назад, а казалось, что прошло несколько лет, наполненных событиями и
приключениями.
Лед на луже, которая натекла с Лизаветиного зонта, растаял.
Архипов специально прошел по этому месту – под подошвами ничего не хрустело,
только шлепала вода.
Витька он поставил рядом с задним крылом, а Маше открыл
переднюю дверь.
– Вон пакет. Там твои вещи. Одевайся.
Она схватила пакет обеими руками и прижала его к груди, как
будто Архипов внезапно подарил ей берилловую диадему.
Да что диадема, подумаешь, диадема, когда вот пакет, а в нем
лежат привычные, милые, прекрасные вещи, и пахнет домом, а не тюрьмой, страхом
и собственной рвотой, и кажется, что все уже почти позади, и можно позволить
себе страдать, трястись в ознобе, даже заболеть или устроить истерику, можно
позволить себе все, что угодно, потому что ты пришел, и спас меня, и прогнал
моих врагов, и вытащил меня из черной дыры, и теперь ты за все отвечаешь, и
знаешь, что делаешь, и отдаешь мне команды, а я только слушаюсь, и выполняю, и
преданно смотрю в глаза, и я спряталась за тебя так, что меня больше не видно,
и только выглядываю оттуда, и оттуда же, из-за твоей безопасной спины, весело и
беспечно грожу кулаком!
Пока она одевалась на переднем сиденье, Архипов в очередной
раз вежливо спросил у Витька, где дача.
– Улица Академическая, шесть, – с ненавистью пробормотал
Витек. – Только зря ты все это затеял, твою мать! От тебя, козла, даже рогов не
останется, твою мать! А суку эту я все равно…
– Ух ты! – удивился Архипов. – По голове давно не получал!
Бить связанного ему не хотелось – кодекс чести, благородство
настоящего мужчины и все такое, – поэтому он сильно пихнул его в салон, вымещая
злобу, и Витек плюхнулся как-то даже не на заднее сиденье, а между креслами.
– Тинто, на место!
Мастифф тяжеловесно подбежал, обнюхал ноги Витька и вскочил
за застланное специальной подстилкой сиденье. Джип качнуло.
– Ну вот, – Архипов тоже сел и захлопнул за собой дверцу, –
все на месте?
Пошарив рукой, он вытянул черный рюкзак и сунул его Маше.
– Здесь термос и бублик. А я напарнику позвоню, пока не
тронулись.
– Напарнику? – переспросила она, лихорадочно отвинчивая
крышку термоса. От голода у нее вдруг сильно закружилась голова.
– У каждого полицейского есть напарник, это известно даже
младенцам. Нэш Бриджес и Дон Джонсон, к примеру.
– Нет, – вдруг заявила она, руки у нее сильно тряслись. –
Нэша Бриджеса играет Дон Джонсон.
Архипов покосился на нее.
– Да, – холодно произнес ему в ухо Расул Магомедов.
– Все в порядке, она со мной, – выпалил Архипов
непередаваемым тоном Нэша Бриджеса – Дона Джонсона. – Сейчас поедем в Красково.
Академическая, шесть. Если я не отзвоню, вызывай милицию, говори, что там склад
со взрывчаткой.
– Сильно избили?
– Нет, не особенно. Все получилось… нормально.
– А… девушка?
– Пока ничего, – быстро ответил Архипов. – Значит, через
час.
Магомедов не произнес ни слова и положил трубку.
Архипов завел мотор, посмотрел в зеркало заднего вида на
Тинто, потом в боковое на мокрую улицу и только потом на Машу Тюрину.
Они пила кофе короткими быстрыми глотками. Дула на него,
крутила в пальцах горячую чашку, снова глотала и жадно откусывала от бублика,
который держала в кулаке. Архипов пожалел, что не захватил с собой связку
бубликов. Впрочем, он и этот захватил только потому, что его сунул Магомедов.
Владимир Петрович осторожно, чтобы она не облилась своим
кофе, тронул машину, расплескал лужи, двинулся к выезду со двора. “Дворники”
мерно стучали, скатывали вниз воду.
Тинто оскалился и зарычал.
Перед выездом на улицу Архипов притормозил. Машин было мало,
и он уже почти нажал на газ, когда в зеркале заднего вида мелькнуло что-то
знакомое.
Сердце сильно стукнуло и взметнулось к горлу, а может,
наоборот, провалилось в желудок.
Лизавета стояла посреди двора под своим клетчатым старым зонтом.
Задние фонари его машины ее хорошо освещали. Она постояла, а потом помахала
Архипову рукой – он только крепче вцепился в руль.
– Ты что? – спросила рядом Маша Тюрина и перестала
откусывать от бублика.
Лизавета высунула руку ладонью вверх, подержала и решительно
сложила зонт.
– Посмотри, – прошипел Архипов, – посмотри туда, скорее!
– Куда?!
– Туда! – Он схватил ее за шею и повернул голову. Она
сморщилась, он сделал ей больно. – Вон, смотри!
– Лужи, – сказала она, – и больше ничего.
Архипов тоже посмотрел. Лизаветы не было.
– Мне показалось, – произнес он с трудом, – мне в последнее
время что-то кажется такое… странное.
Маша смотрела на него во все глаза.
– Поехали, – скомандовал он, как будто за рулем сидела она.
“Дворники” мотались по сухому стеклу, неприятно скрипели.
Архипов их выключил.
* * *
Допив кофе, она вдруг уснула прямо с чашкой в руке и
проснулась ровно через пять минут.
– Спи, – велел ей Архипов, – ехать еще долго.
– Я боюсь, – призналась она, – ужасно. Куда мы едем? Зачем?
Архипов вздохнул. Фосфорический свет приборной доски делал
ее похожей на узницу концлагеря. Впрочем, она и была узницей еще полчаса назад,
а он, Архипов, был армией-освободительницей.
– Ты не бойся, – посоветовал Архипов. – Самое главное мы уже
сделали. Мы тебя нашли.
– Как?! Как вы меня нашли?
– Я был в Чертанове, – признался Архипов, – и видел тебя и
еще двух каких-то… умников на “Мерседесе”. Я прямо перед вами стоял и все
видел.
Она посмотрела на него. Выражения глаз было не разобрать в
зеленом, каком-то подводном свете.
– Большая темная машина, – вымолвила она наконец, – с
такими… черными стеклами. Я все время думала… мне все время казалось, что-то
там не то… Знаешь, когда кто-то смотрит тебе в затылок и волосы дыбом встают.
