– Красиво, – оценил Архипов.
– Володя, я боюсь. Я ужасно боюсь.
Архипов, наоборот, в данный момент ничего не боялся.
Драться с охранниками, бить их по голове грифом от штанги,
пристегивать наручниками к унитазу, прикидываться Терминатором было страшно.
В этой части поединка, где требовалось играть в “гляделки”,
в “молчанку”, в “кто кого пересидит” он чувствовал себя легко и свободно, как
студент-отличник перед сдачей любимого предмета. И ему было не страшно.
Он подогнал машину к самому крыльцу, чуть не воткнув рылом в
клумбу.
Сзади, от ворот, поспешал тот самый человек. Фонарь светил
ему в спину. Изломанная тень, похожая на стрекозиную, ползла по стене красного
и розового дома.
Архипов вылез из машины и открыл дверь Тинто Брассу.
Тинто выпрыгнул. “Хонда” качнулась. Человек остановился в
отдалении и взялся за ствол ближайшей сосны.
– Не бойтесь! – прокричал Архипов с громким добродушием,
так, чтобы его обязательно услышали в доме. – Это моя собака! Тинто, ко мне!
Держа руку на мощном загривке, Архипов обошел машину и помог
выбраться Маше Тюриной.
– Вот и Мария Викторовна! – провозгласил он. – Вы с ней,
кажется, сегодня виделись!
– Что вам нужно? – спросил человек в отдалении.
Архипов немедленно повернулся к нему спиной.
– Пошли, – сказал он Марии Викторовне и обнял ее за плечи, –
поищем Анатолия Петровича, житомирской национальности, бывшего учителя
географии. Ох, я и забыл совсем…
Тут он проворно выволок из салона Витька и даже поставил его
на ноги.
– Тинто, вперед!
– Что вам надо?! – крикнул человек. – Я сейчас позвоню, и…
– Ну да, ну да, – морщась, согласился Архипов. – Пошли,
ребята.
Крылечко было невысоким, как в хате, – три ступеньки, и вот
вам дом. Двери распахивались прямо в “залу” – большое помещение с коврами,
брудастыми креслами, светильниками в виде канделябров и картинами на стенах.
Рамы у картин золотые, с завитушками, гроздьями, листьями – загляденье! Картины
внутри рам – никакие. Из потолка торчала люстра мозельского стекла – богатая
люстра!
– Всем добрый вечер, – поздоровался Архипов, – кого не
видел, конечно.
В центре комнаты, непосредственно под богатой люстрой, сидел
Добромир, причем видно было, что в кресло он плюхнулся только что, да и
приволок его от стены тоже три секунды назад. Он трудно дышал и делал
равнодушное лицо.
В некотором отдалении, у “столика с напитками”, стояла
женщина в сером офисном брючном костюме. В руке она держала стакан. Она
выглядела спокойней, но тоже было понятно, что стакан схватила только что.
“Декорацию они соорудили быстро. Молодцы, – оценил Архипов.
– Особенно уместна дама у столика. Как в первоклассном кино”.
– Кто вы и что вам нужно? – спросил Добромир – Анатолий
Петрович.
Архипов вместо ответа выудил из-за спины Витька, связанного
полотенцами.
– Это ваше? – спросил он у Добромира. – Если ваше,
забирайте.
Анатолий Петрович переглянулся с дамой у столика, очень
коротко.
– Мы не понимаем, что вам нужно. Это сказала дама.
– Ну, конечно, вы не понимаете, – успокоил ее Архипов. – Это
вы потому не понимаете, что я вам пока ничего не объяснил. Сейчас я объясню, и
вы поймете!
Лет в четырнадцать он прочитал “Театр” Сомерсета Моэма.
Бабушка была убеждена, что русскую литературу следует осваивать, только
познакомившись с английской. Вот он и знакомился – отчасти с удовольствием,
отчасти из-под палки. Великая Джулия Ламберт, в два счета победившая молодую
соперницу, – вот кто ему нравился.
И про паузу, которую надо уметь держать, он помнил оттуда, и
про то, как можно заставить партнеров и противников играть на тебя.
Архипов сделал в точности так, как сделала бы великая
Джулия.
Бросив Витька посреди “залы”, с Тинто в одной руке и Марией
Викторовной в другой, он обошел кресло, которое занимал “просветленный”, зашел
ему за спину и сел. И Машу усадил. А Тинто сам уселся.
Режиссерский замысел был сломан с первых секунд шоу.
Теперь для того, чтобы разговаривать с Архиповым, Добромиру
придется или выглядывать из кресла и смотреть назад, или разворачивать его в
другую сторону.
– Развяжи его, – велел Добромир женщине у столика и кивнул
на Витька.
Архипову стало любопытно, как он выйдет из положения с
креслом.
В дверях “залы” показался тот самый, что хватался за сосну,
завидев Тинто Брасса.
– Вызвал, – быстро сообщил он Добромиру.
Тот поднялся, в сторону Архипова не взглянул и пошел к
столику с напитками – вышел из положения! Дама развязывала Витька, который
хмуро молчал.
– Что случилось? – Добромир налил себе примерно полстакана
янтарной жидкости, то ли виски, то ли коньяка, и приблизился к Витьку: – Что
произошло?
Витек шмыгнул носом:
– Ну, он вошел. И как давай стрелять! Я думал, он нас
замочит… А потом… По голове… А Гогу наручниками в сортире… Я думал… замочит.
Архипов смотрел на картину в раме. Рама была загляденье. На
картине же отображено голубое озеро – от края и до края. Из озера почему-то
торчало дерево. На переднем плане – силуэт юноши и девушки, слившихся в объятии.
“Должно быть, из офиса приволок, – решил Архипов. –
Пространство вечное энергия добра пронзает”.
– Зачем вы его впустили? – Это спросила женщина. – Откуда он
узнал, где мы ее держим?
На первый вопрос Витек предпочел не отвечать.
– Не знаю я! Он… этой говорил, что… следил, когда… на
“Чертановской” вы… и потом следил, когда вы ее… привезли…
Маша сидела, судорожно выпрямившись.
Архипов все рассматривал картину и хвалил себя.
Все рассчитано верно.
Анатолий Петрович Безсмертный ловко получал денежки с
лопоухих сограждан, жаждущих немного попользоваться вечной энергией и больше
никогда не работать. Квартирный бизнес был темен и дик, наверняка у него
существовала “крыша”, но на Аль Капоне Анатолий Петрович все равно не тянул –
ни по финансам, ни по размаху. Поэтому и дачка никем не охраняется, да и
охранять тут особенно нечего – оранжерею из белых палок, что ли, или “дивной
красоты” картины?
Тут собирались главные “друзья и соратники”, и богатство
было несколько “житомирского” толка. Из головорезов – один Витек, но его
Архипов уже победил.
