Ему не за что было зацепиться, чтобы остановить свое
падение, и солнце ударило в глаза, и книга вылетела из-под мышки. и, как в
кошмаре, каким-то перевернутым зрением, он видел, как она падает, падает,
падает, становясь все меньше и сверкая на солнце, и он знал, что сейчас станет
так же падать.
Тень взметнулась у самых глаз, и он еще подался назад,
приближая свое падение в бездну, ноги поехали по хлипкому полу, им тоже не за
что было зацепиться. Архипов бешено дернул ногой, пытаясь нащупать спасительный
пол, но неудачно, его уже перекидывало через подоконник, и бездна, полная
солнечного света, воздуха и голубого притягательного огня, ждала его.
Ну, вот и пришел твой час. Ты не захотел меня тогда, а
сегодня я сама тебя захотела.
Он зажмурился, потому что знал, что стоит только ему открыть
глаза, и он сдастся. Останется с ней.
Он зажмурился, судорожно цепляясь руками за подоконник и
полусгнившую створку, пот потек по лицу, позвоночник разорвало надвое. Ноги
болтались, били по кирпичам.
Боль проткнула мозг насквозь – вошла в лоб и вышла в
затылке.
Тень снова взметнулась – Архипов только чуть приоткрыл
глаза, и удар по онемевшим пальцам почти заставил их разжаться.
“Я уже совсем рядом, – шепнула ему бездна. – Брось.
Оставайся со мной”.
Створка, за которую он держался, жалобно и натужно скрипела
и двигалась под его весом, и он знал, что еще три секунды, и створка вырвется
из гнилых и ржавых пазов, и он рухнет вниз, и полетит, а потом от него ничего
не останется.
И еще он знал совершенно точно, что последнее, что он увидит
в своей жизни, будет лицо его убийцы, победителя, триумфатора, а он, Архипов, к
тому времени ничего не сможет изменить.
В ушах звенел колокол – бездна ждала его. Мокрые пальцы
ехали по трухлявой деревяшке. Створка качалась и трещала.
Второй удар по пальцам был сильнее первого, и почему-то он
вдруг привел Архипова в чувство. Насколько это было возможно.
Вдруг он забыл про неизбежность бездны и понял только, что
сейчас упадет и разобьется, и больше его никогда не будет, а он должен, должен остаться
здесь, черт возьми!
Он перехватил правой рукой, сильнее налегая на нее, чтобы
чуть-чуть освободить болтающуюся створку и поймать ее движение. Она прощально
заскрипела, и в ту секунду, когда придвинулась к стене, левой рукой он намертво
зацепился за подоконник, а створка в последний раз хрустнула от его усилия и
оторвалась.
Снова взметнулась тень в темноте чердака, и Архипов
зажмурился, ожидая смертельного удара по пальцам, и тут страшный крик обрушился
ему на голову, заглушая колокол бездны.
Всполохнулись, затрещали и поднялись с крыши голуби. Голубой
огонь вспыхнул еще ярче.
Архипов изо всех сил подтянулся, навалился грудью на
подоконник, подтянул ноги – последнее усилие, и спасительный пол примет его, но
он не успел сделать этого усилия.
Крик ударил снова, и тут он увидел.
Кричала черная островерхая тень. Он давилась криком,
отступала и металась в глубине чердака. Прямо на нее двигалась Лизавета в белом
электрическом сиянии. Развевались нелепейшие одежды, и как будто от
электричества потрескивал воздух.
Архипов животом налег на подоконник, перевалился через него
и с грохотом упал на пол. От этого грохота Лизавета внутри белого пламени вдруг
приостановилась, замерла и обернулась к нему. Крик дошел до самой верхней точки
и замер там. Белый свет залил Архипову мозг, а когда отступил, на чердаке
ничего не было – ни тени, ни света.
Топот резвых ног раскатился по лестнице и пропал.
Архипов лежал на полу и трудно дышал. Пот заливал глаза, и
сильно тошнило от боли в спине.
Лизавета спасла его, вот что. Она только что спасла его,
закрыла собой, прогнала черную тень.
Архипов вытер со лба пот и посмотрел на свою ладонь. Она
сильно кровоточила. Дышать все еще было трудно. В ушах ломило, сквозь ломоту
вдруг прорвался какой-то привычный, мирный, домашний звук – хлопнула дверь. И
опять тишина.
Потом заскрипела лестница.
Мозг сжался в булавочную головку. Архипов перекатился на
колени, кое-как привстал и пополз от окна, от края бездны, все еще ждущей его.
Послышалось тяжелое дыхание, топот, заскрипели подгнившие доски пола. Архипов
зажмурился. Рядом что-то фыркнуло, зашевелилось и ткнулось Архипову в лицо.
Тинто Брасс бодал его и обдавал влажным дыханием.
Архипов застонал от облегчения и первый раз в жизни обеими
руками обнял медвежью башку и лбом уткнулся в собачий лоб.
“Ты что, хозяин? – недоумевал Тинто. – Куда это ты забрался
и почему сидишь на полу? И пахнет от тебя странно, – Тинто принюхался, –
кровью, потом и страхом?”
– …Володя?..
Снова шаги, но уже другие, и прямо за лобастой башкой
Архипов увидел босые ноги в джинсах.
– Володя?! Ты что?!
Кряхтя, он встал на колени и отпихнул Тинто, который все лез
обниматься.
– Что случилось? Как ты сюда попал?! Господи, ты же на
работу уехал! Почему ты весь грязный?! И руки! Что у тебя с руками?
Архипов тяжело смотрел на нее.
– Ты что? – остановившись, настороженно спросила Маша. – Что
с тобой, Володя?
– Как ты сюда попала?
Он поднялся на ноги, придерживая спину рукой. Маша сделала
шаг назад.
– По лестнице, – объяснила она растерянно, – а что такое?
Кто-то закричал, Тинто Брасс залаял. Мы… вышли. Он… сразу сюда помчался, а я за
ним.
Архипов все молчал.
Если бы Тинто мог говорить нормальными человеческими
словами! Ну почему, черт возьми, он не говорит?!
Она вполне могла успеть забежать в его квартиру, содрать
островерхий колпак и вернуться обратно – участливой и взволнованной. Она вполне
могла успеть.
Тот, кто был в колпаке, показался ему не слишком большим и
довольно легким, и – черт, черт, черт! – это могла быть она.
– Что тут случилось, Володя? Как ты здесь оказался?
– Мне нужно было кое-что проверить, – заявил Архипов мрачно.
– Я поднялся сюда, и меня чуть не убили.
– Как?!
– Как тогда Лизавету. Помнишь, она говорила, что ее чуть не
сбросили с лестницы, дня за два до смерти?
Маша растерянно смотрела ему в лицо и, кажется, не слушала.
– Ну помнишь?
– А…да.
– А меня чуть не выкинули в окно.
