Архипов поднялся, пошуровал в холодильнике и достал пузатую
зеленую бутылку с французской минеральной водой.
– Хочешь?
– Хочу.
Он налил ей в стакан, а сам попил прямо из горла. Холодная
вода драла глотку, как наждак.
– Гаврила Романович нашел Добромира сам, когда супруги
узнали о Ватто.
– Откуда узнали?
– Из дневника Огуса, который стащила Елена Тихоновна, когда
приходила делать уколы. …И предложил комбинацию – полоумная старуха без
наследников. Приемная дочь не в счет. А если станет возникать, это проблемы
Гаврилы Романовича. Старуха помирает и оставляет квартиру “Пути к радости”, а
Добромир в обмен отдает Гавриле Романовичу, великому комбинатору, всего три
картины. Картины никакой ценности не представляют. Просто так, рисунки старого
друга или что он там придумал… А чтобы не было подозрительно, попросил десять
тысяч долларов на старость. Отличный план. Добромир начинает обхаживать
Лизавету, а Гаврила Романович наступает с другого направления. Елена Тихоновна
набивается постоянно делать уколы. Носит Лизавете книжки. Детективы, романчики
любовные, прочую ерунду. Наконец под большим секретом она приносит книгу “о
таинствах”. Лизавета вполне подготовлена Добромиром, и вообще она со
странностями. Всякие тайны, ритуалы, черные силы ей страшно нравятся. Гаврила
Романович, кстати, тонкий психолог.
– Это точно, – пробормотала Маша, маясь над своим стаканом с
минеральной водой.
– Потом, в точности по книге, является нож. Ну, круг и
колебание материи Лизавета сама изобрела. Впрочем, колебания там, по-моему,
описывались. Но колебания придумал не Гаврила Романович, а строители с отбойным
молотком.
– А зачем он… подсунул ей нож?
– Я думаю, что подсунула его Елена Тихоновна, а не он. И
опять все совпадает. Говорю же, что я кретин. Кто был вхож в дом? Никто.
Никаких сектантов, пока она была жива, в квартире сроду не водилось! Значит,
или ты, или Елена Тихоновна, или Гурий Матвеевич, который всем таскает журналы.
Скорее Елена Тихоновна, потому что наш вахтер вряд ли сидел у Лизаветы в
спальне.
– Но… зачем?! Зачем нож?
– Затем, чтобы она готовилась к смерти и знала, что скоро
непременно умрет. Чтобы с завещанием не тянула. Гаврила Романович уверен, что
завещание будет в пользу Добромира.
– То, что ты говоришь, ужасно.
– Ужасно, – согласился Архипов. – Кроме того, затем, чтобы
она всем раззвонила про нож, затмение небес и кровавый дождь. Чтобы все в
очередной раз убедились, что она ненормальная, и не удивлялись бы ничему –
например, завещанию в пользу секты. Кстати, она всем и раззвонила. Мне,
например. И я тогда подумал, что она совершенно полоумная!
– А… второй нож зачем?
– Для тебя! А цель все та же – напугать и заставить верить в
собственную смерть, которая вот-вот нагрянет. Он Лизавету на лестнице напугал,
чтобы она уж окончательно убедилась. И тебя он тоже пугал. И еще он понимал,
что, если что-то пойдет не так и где-то всплывет этот нож, подозрение первым
делом падет на секту, а никак не на него, здравомыслящего и вменяемого соседа!
Он тебя навешал, он знал, что ты не в спальне спишь, а на диване в гостиной.
Правильно?
– Да, – согласилась Маша. – Правильно.
– И тут вдруг грянуло завещание Лизаветы, и в дело оказался
замешан я! Добромир продолжал гнуть свое – ему нужна квартира, а ты его еще
послала с его… нежными чувствами. Он взбеленился, конечно, хоть и
“просветленный и посвященный”. А Гаврила Романович запаниковал. И напрасно.
– Почему?
– Потому что Маслов Евгений Иванович оказался умнее
Добромира. Я думаю, что ему сразу показалось странным, что это старичок так
хлопочет, чтобы “Путь к радости” получил Лизаветину квартиру! И зачем ему три
картины покойного Огуса? Он навел справки и выяснил, что Огус был известный
искусствовед и картин никогда не писал, а Гаврила Романович в прошлом страстный
коллекционер живописи. Он сложил два и два, понял, что картины скорее всего
вовсе не Огуса, а кого-то известного или даже знаменитого, и предложил Гавриле
Романовичу “поделиться”. Может, припугнул, что все расскажет Добромиру и тогда
Гавриле вовсе ничего не видать.
– И Гаврила Романович его… убил?
– Убил, Машка. Они встретились в Лизаветиной квартире,
Евгений Иванович расположился, чтобы как следует изучить эти самые картины.
Скорее всего Гаврила Романович стоял на своем – картины кисти старого друга и
ничего собой не представляют. Маслов ничего не боялся, он и подумать не мог,
что речь идет о миллионах! Наш пенсионер добыл из-под дивана нож и… всадил ему
между ребер. И смылся – ждать развития ситуации. Картины он забрать не мог. В
убийстве должны были обвинить тебя, а если бы из квартиры пропали картины, то
получилось бы, что их кто-то украл, тебе же не было смысла красть у себя,
значит, убила не ты, а кто-то третий! А он не мог привлекать внимание к этим
чертовым картинам.
– Потом пришел ты, увидел труп и решил, что это я убила
Маслова.
– Ну да. Только потом я вспомнил про ботинки и про то, что
вы с Лизаветой всех заставляли ботинки снимать. А труп был в ботинках! После
того, как вытащил тебя из лап сектантов, я понял, что есть два параллельных
преступления. Я вижу только одно – Добромира с его квартирным интересом. А
второго не вижу, потому что первое прикрывает все, как зонт. Помнишь, я говорил
про зонт? Я вычеркнул из дела Добромира, и сразу все прояснилось.
– Что прояснилось, Володя?
– Во-первых, завещание состояло из двух частей – квартира и
картины. Значит, картины что-то означали. Во-вторых, ключи были только у
соседей. В-третьих, книги приносила Елена Тихоновна, и ту самую про черную
магию скорее всего принесла она же. В-четвертых, Гаврила заходил к тебе перед
тем, как мы поехали к нотариусу. В-пятых, свет на лестнице выключался как будто
сам по себе. Ты знаешь, где у нас выключатель?
– Знаю.
– И я знаю. Потому что всю жизнь здесь живу. Свет выключал
кто-то, кто знал про выключатель. В-шестых… В каких? В-шестых, да?
– Да.
– В-шестых, моя собака ни разу не лаяла, когда я находил
дверь открытой. Только первый раз, на Макса, потому что он чужой. Она не лает
на соседей. Вот и все. И именно Гаврила Романович обратил мое внимание на то,
что к тебе стали приходить какие-то темные личности. Это уже в-седьмых.
– А… тетя? Ее тоже убил… Гаврила Романович? Архипов
помолчал. Почему-то ему было неловко говорить о Лизаветиной смерти, как будто
он обманывал Машу, а рассказать ей все от начала до конца про привидение он не
мог себя заставить.
– Я думаю, что ее убила Елена Тихоновна. Пришла и сделала
укол. Все знали, что у Лизаветы больное сердце. Умерла и умерла. Ты тоже должна
была умереть – если бы не удалось тебя напугать так, чтобы ты бросилась куда
глаза глядят, не думая ни о квартире, ни о прочем наследстве.
