Константинов думал и об этом. Ночь в поезде была длинной и
не слишком веселой. И спать он совсем не мог.
— А если ему было все равно, кого выманивать?
— Как?!
— Ну вот так. Кого-нибудь. Тебя или меня, какая разница! Или
Левушку Торца! Я тебе еще раз повторяю — заварилась какая-то каша, и заварилась
она вокруг Любановой и нашей газеты. У Любановой была встреча с Садовниковым,
который наш давний клиент. Садовникова убивают. В это время в Петербурге тайно
и без какой-либо объяснимой причины нахожусь я. Или ты. На кого первым делом
падает подозрение?
— В чем?!
— В убийстве, — холодно сказал Константинов. — Произошло
убийство лидера правых, а в это время сотрудники редакции болтаются неподалеку
от места преступления. Причем главный редактор понятия не имеет о том, что они
там болтаются, и уверена, что они в Москве.
— Кто они?! — тоже закричала Тамила Гудкова. — Я ничего не
понимаю, Саша! Кто — они?!
— Да вот именно, что неважно кто. Ты, я или Левушка Торц! Я
просто пытаюсь втолковать тебе, что нас подставили, потому что наверняка
окажется, что меня кто-нибудь в Питере видел, или сфотографировал, или на
камеру снял, и следствие моментально станет располагать таким удобным
подозреваемым!
Тамила снова собрала в хвост свои мулатские волосы.
— Саша, этого не может быть. Какой-то человек захотел
продать мне информацию и назначил за нее цену. Еще он назначил место, где
именно он ее продаст, — в Санкт-Петербурге. То, что в это же самое время там
кого-то убили, просто совпадение, Саша! Мало ли кого и когда… убивают в больших
городах, да еще на почве политики!
Константинов подошел и обнял ее, и она оказалась уже
немножко больше похожей на живую, чем на сделанную из папье-маше.
— Не может это быть совпадением. Тот человек, с которым я
встречался, был совершенно не похож на продавца информации, понимаешь? Он чуть
ли не в носу ковырял, когда я ему сказал, что никаких денег платить не стану! А
пришел-то он якобы как раз для того, чтобы взять с меня денег, да побольше! Он
просто встал и ушел.
— И ты его отпустил?!
Константинов кивнул, чувствуя, что краснеет.
— Он просто встал и ушел, а ты его отпустил?! И даже не
попытался выяснить, что… что за сведения он предлагал?!
Константинов совсем уж покраснел и сказал:
— Я попросил его сказать, что за информацией он располагает,
а деньги он получит потом, а он хмыкнул и ушел.
— Ты знал, как это для меня важно, и все-таки ничего… не…
сделал?!
— А что я мог сделать? Бежать за ним, поймать и пытать?!
Тамила смотрела на него так, как будто он только что
признался в том, что продал фашистам партизанский отряд, скрывавшийся в
брянских лесах. С брезгливостью и недоумением смотрела она.
Отправляясь в Питер, он клялся ей, что сможет защитить ее от
чего угодно, а теперь признается в том, что не только не защитил, но даже и
попытки такой не сделал, хотя она доверила ему… тайну.
А это дорогого стоит.
— Прости, — сказал Константинов, ненавидя себя. — Прости
меня, если я что-то сделал не так. Я должен поехать на работу.
Она кивнула, как на совещании.
— Тамил, — Константинов обошел ее так, чтобы заглянуть в
лицо, и присел, и заглянул, но она отвернулась. — Не делай скоропалительных
выводов! Я ни о чем тебя не прошу, ты просто подумай. Подумай, и все. Не было
никакой информации, и никто не собирался ее продавать. Нас просто подставили.
Вполне возможно, что Любанова уже знает, что я был в Питере, и мне придется
как-то с ней объясняться.
— Несчастный.
— Да дело не в том, что я несчастный! Просто это совсем
другая история.
Тамила Гудкова ушла в коридор и оттуда сказала как-то так,
что Константинов всерьез перепугался:
— Мне наплевать на все истории, Саша. Просто я думала, что
ты мне поможешь, а тебе на меня плевать. Всем на меня плевать. Тебе есть дело
только до твоей Любановой и до того, что именно она о тебе подумает!
— Тамила!
Она помолчала.
— Давай собираться. Мне тоже нужно на работу, не тебе
одному.
— Тамила!
Она появилась на пороге кухни:
— Я не хочу с тобой разговаривать, — сказала печально. — Мне
противно.
* * *
— Очень противно, — подтвердил Баширов в трубку, — но все
равно придется, ты же понимаешь!
Он немного послушал то, что говорил ему низкий, с оттяжкой в
хрип, воландовский голос в телефоне, и ответил:
— Да нет, Тимофей Ильич. Тут дело такое, что и тебе, и мне
придется. Да и не только нам, грешным. Небось премьер тоже подтянется. Ну и
все, кто помельче, тоже.
Ахмет Баширов и Тимофей Кольцов обсуждали по телефону
будущее публичное действо — похороны лидера «России Правой» Германа
Садовникова, застреленного в Петербурге «на глазах у общественности и
сотрудников органов правопорядка», как это формулировалось в новостях.
Как правило, Тимофей Ильич и Ахмет Салманович разговаривали
от силы два раза в год — на экономическом форуме в Давосе и еще на совещании
президента с элитой российского бизнеса. Сегодняшний телефонный разговор был,
прямо скажем, явлением беспрецедентным.
И Тимофей Ильич, и Ахмет Салманович, собственно, и
составляли большую часть этой самой «элиты». Был еще третий, со
сложнопроизносимой фамилией Белоключевский, но… понесло его играть в политику,
на выборы его потянуло, «прозрачности бизнеса» ему захотелось, зато делиться не
хотелось вовсе, а пришедшие к власти недокормленные и лихие люди непременно
хотели, чтоб поделился, да и выхода у них никакого не было!..
Ахмет Баширов по этому поводу все время вспоминал одну
восточную мудрость, которая как нельзя лучше подходила к ситуации, — кто пошел
в лес за малиной и опоздал, у того есть только один выход: кого встретишь с
полным лукошком, у того и отсыпь.
Посему третий представитель «элиты российского бизнеса»
отсидел свое, «положенное по закону», вышел, сжалились над ним те самые лихие
оборванцы, что сожрали его нефтяной бизнес, и больше ни в какие игры не играл.
Жил тихо, скромно, пересчитывал припрятанные от экспроприации миллиончики,
растил детей и о себе никому не напоминал.
Да, и четвертый был, а как же!..
Четвертого звали Вадим Сосницкий, он который род отсиживался
в Лондоне и время от времени оттуда поражал всех какими-нибудь экстравагантными
выходками.
То вдруг профинансирует выборы в каком-нибудь совсем уж
невозможном месте, а потом фотографируется для прессы со свежеизбранным
президентом, и подпись под фотографией гласит: «Русский с туркменом братья
навек!»
