— Ничего я не позабыла, Лев Валерьянович! Я еще пока в своем
уме. И вдребезги не напивалась, не надейся.
Торц широко развел руками, словно огорчаясь, что больше он
уж точно ничем помочь не может, чем же тут поможешь?
— Роман? — резко отвернувшись от Торца, спросила Лера. —
Соображения?
— Никаких.
— Саша?
Константинов не мог ее подвести. Ну, не мог, и все тут!.. Он
спинным мозгом чувствовал ее состояние — осталась один на один с неведомым
противником, и все отступили, никто ни при чем, она одна на арене, и непонятно,
что будет дальше, и не превратится ли арена в площадку, куда на потеху публике
выпускают голого слабого человека, и с другой стороны у клетки падает решетка,
и, жмурясь от солнца и предстоящего удовольствия, на песок выбегает парочка
голодных львов!
— Лер, у меня есть… мысли, — сказал креативный директор
значительно, хотя никаких таких мыслей у него не было, кроме единственной — о
Тамиле Гудковой. — Но, с твоего разрешения, я тебе их попозже изложу.
Тет-а-тет, так сказать.
Лера пожала плечами. Поведение Константинова ее пугало — как
будто он в одну секунду, подверженный законам неведомой телепортации, оказался
по другую сторону баррикады, а она даже не могла взять в толк, из-за чего так
вышло!
Больше спрашивать было не у кого, ибо на совещании
присутствовали только эти четверо, и Лера задумчиво оглядела всех по очереди.
— И что будем делать? Финансовая служба «России Правой»
требует вернуть деньги, которые они якобы заплатили нам в тот же день, когда
Лев Валерьянович подписал договор. Мы никаких денег не получали. — Она вытянула
шею, над плечом Константи нова пристально посмотрела на Торца, спросила громко,
как у глуховатой старушки: — Да, Лев Валерьянович?! Денег от «России Правой» мы
точно не получали?!
— Нет, нет, — солидно и благожелательно сказал Тори. —
Никаких денег! Ни счета-фактуры, ни платежек, ничего нет. И наш банк
подтвердил, что ничего на наши счета не приходило!
— Тем не менее они мне названивают с одним вопросом — где
деньги? Если не вернете, говорят, мы такой шум в прессе поднимем, что вам мало
не покажется! Я отвечаю, что денег нам никто не переводил, у нас и документы
соответствующие есть.
— А они что? — Это Константинов спросил.
— А они говорят, что лично Герман Садовников перевел нам эти
деньги! Или контролировал их перевод, и то, что у нас нет документов, — это
подлог!
Константинов постучал ручкой по зубам — была у него такая
привычка. Тамила всегда ругалась.
— Лер, а если это просто… кидалово?
— Саша, я не люблю таких выражений!
— Да, прости. Если это просто… ну, игра такая!
— Какая игра?! — простонала Лера. — Кто в нее играет?!
— Садовников.
— Он номер! Застрелили его! Ты ничего про это не знаешь?!
— Я знаю. Но он мог затеять какую-нибудь аферу, именно
денежную, и не довести ее до конца. По уважительной причине. Застрелили —
причина весьма уважительная!
— Что вы, ей-богу, Александр!.. — пробормотал Левушка Торц.
— С одной стороны, «Россия Правая» и ее лидер решили кинуть
нашу газету, так сказать, в идеологическом смысле, а с другой… в денежном тоже!
Лера подумала немного.
— Не знаю, как именно они собирались нас кинуть.
Документов-то нет! Нету! А Боголюбов мне сообщил, что «Россия Правая» с нами
ничего подписывать не собиралась и даже больше, уже подписала договор с ним на
проведение предвыборной кампании их лидера, то есть Германа Садовникова. Получается,
что Герман Ильич играл во все ворота, что ли?
— А Боголюбов не врет?
— Нет, Саша! — в сердцах сказала Лера. — Вот если бы ты на
телефонные звонки отвечал, идиотских вопросов не задавал бы! Боголюбов в той же
самой заднице, что и мы! Только мы, так сказать, несколько больше в нее
углубились.
— Это точно.
— Боголюбов напуган, и именно поэтому он пообещал свести
меня с Башировым.
— Пообещать не значит жениться, Лера! Давай правде в глаза
смотреть! Вряд ли Баширов станет с тобой разговаривать. У вас… статусы разные и
положение в пространстве.
— Баширов ждет меня послезавтра в три в ресторане
«Лермонтов» на Тверском бульваре, — скучным голосом сообщила Лера Любанова. —
Звонили из его секретариата. Просили не опаздывать и быть готовой к тому, что
его охрана меня обыщет.
Константинов длинно присвистнул, Полянский приоткрыл рот, и
Лев Валерьянович, как курица крыльями, всплеснул руками, очевидно, выражая
таким образом крайнее изумление. Он вообще большинство своих чувств выражал
руками. На спокойном, белом, значительном лице, чем-то напоминавшем лицо
Садовникова, ничего не отражалось.
— Быть такого не может.
— Тем не менее так и есть, Саша. И мне нужно понять, что
именно я стану ему говорить!
— Ты у него спросишь: Ахмет… как вас там… Вагранович?..
— Баширов Ахмет Салманович, и не придуривайся ты, ради бога,
Константинов!
— Ты у него спросишь: господин Баширов, не вы ли приказали
замочить депутата и сами пришли посмотреть на процесс, скажем так, замачивания?
А если вы и не замочили, то, может, знаете, кто это сделал?..
— Спасибо, — сказала Любанова. — Все свободны.
Константинов вдруг опомнился, сообразил, что наговорил
лишнего, и сделал движение подсесть к ее столу, но она его остановила:
— Я сказала — все свободны. Всем спасибо.
— Лера, ты неправильно меня поняла.
— Я все правильно поняла. О своем решении в отношении данной
конфликтной ситуации я сообщу, когда ситуация будет ликвидирована. Поэтому все
по местам. Сейчас же!
Полянский встал и вышел, следом за ним величественно
удалился Торц, а Константинов все медлил.
Лера встала и пошла к двери, выходящей «на крышу».
— Саша, я не могу с тобой разговаривать, — сказала она и
взялась за ручку и потянула ее на себя. — Извини.
— Лер, но я…
Дверь в приемную ни с того ни с сего широко распахнулась, и
в кабинет влетела Марьяна. От сквозняка внутренняя дверь открылась и сильно
стукнула Любанову по спине.
Она покачнулась на тоненьких, высоченных каблуках, и
Константинов подхватил ее. Она стряхнула его руку.
— Ты что? — заорала она на Марьяну. — Тоже спятила, как все
тут?!
— Валерия Алексеевна, — пробормотала Марьяна, тараща
прекрасные глаза. — Тут у меня… у меня… в приемной…
