Придется думать так, без сигареты, хоть это странно и
непривычно.
К кудлатой собаке за сеткой подбежали два толстых желтых
щенка и стали неуклюже прыгать на нее, ставить на ее спину лапы и поддавать
медвежачьими мордами. Собака терпеливо отстранялась и задирала голову, чтобы
щенки не особенно кусались. Один из них вдруг не удержался на коротких толстых
лапах, тяжелый зад занесло, и он плюхнулся на бок, увлекая за собой брата. Брат
плюхнулся сверху. Кудлатая собака посмотрела на кучу-малу, которая получилась
из ее детей, нагнулась и лизнула сначала одного, а потом другого — утешила.
Вот так и я, так и я, упиваясь своими мыслями, думала
Мелисса Синеокова. Я тоже буду утешать, жалеть, любить, ласкать, и он, этот
неизвестный малыш, станет мне другом, и я стану ему другом, и никто на свете не
будет нам нужен!..
Сказать или не сказать?.. Звонить или не звонить?..
Однажды она уже сказала мужчине про ребенка, мужчине,
которого любила или думала, что любила!.. Из-за того, что она тогда ему
сказала, получилась казнь на всю жизнь, такая страшная, такая несправедливая, с
кошмарами по ночам, с постоянным вопросом, на который никогда не было ответа —
за что?
За что?!.
За то, что слишком сильно любила? За то, что не знала, как
может быть иначе? За то, что глупа была и доверчива, как эти самые щенки?! За
то, что совсем, совсем не разбиралась в людях?!
Василий Артемьев так же не похож на того, другого, как сама
Мелисса Синеокова не похожа на Милу Голубкову, которую привязывали к кровати,
насильно раздвигали ей ноги и копались внутри, убивая ее ребенка, а она не
смогла его ни защитить, ни спасти!
Не смогла, потому что была дурой, потому что доверяла всем
подряд!
Впрочем, нет, не всем подряд! Она доверяла человеку, от
которого ждала ребенка, но и за это была наказана!
Как быть сейчас? Что она станет делать, если этот тоже
потребует, чтобы она избавилась от ребенка?! Ну, положим, сейчас ее никто и
ничто не сможет заставить, но что случится с ее миром, с ее маленьким личным
миром, если Артемьев тоже начнет толковать ей про то, что она должна сделать
аборт?!. На что станет похож этот ее мир? На ядерный полигон после испытаний,
когда выжженная и спекшаяся зараженная земля лежит до самого горизонта и нет
никаких надежд на то, что когда-нибудь она очнется, придет в себя, станет
зеленой и прекрасной и живой?!.
Когда-то Мелисса говорила Василию, что не может иметь детей,
и он отнесся к этому совершенно равнодушно. Она тогда подумала, что это от
того, что он не собирается на ней жениться и провести с ней остаток жизни и
умереть в один день, и именно поэтому ему наплевать, будут у них дети или нет!
Хорошо, если ему наплевать! Счастье, если наплевать! А если
ему не наплевать, и он решительно не хочет, чтобы у него были дети?! А этот
малыш, про которого Мелисса думала, что он ее собственный, на самом деле и
Васькин тоже! И он тоже имеет на него какие-то права! Или не имеет?..
Теплое и утешительное летнее солнце потихоньку скатилось за
верхушки берез, которые шумели за заводскими воротами. Мелисса вдруг подумала,
что завод, должно быть, очень старый — вон какие деревья выросли! Щенки заснули
желтой шерстяной кучкой под боком у матери, которая все-таки прилегла рядом с
ними. Никто не выходил из проходной, и Мелисса подумала, что понятия не имеет,
сколько времени и когда кончаются и начинаются смены на таких заводах. Утром?
Или вечером? Или утром и вечером?..
Она вернется домой, позвонит Лере, вызовет ее к себе, если
она вернулась со встречи с Башировым, они сядут и обо всем подумают.
Впрочем, Лера не знает того, что с ней произошло десять лет
назад.
Никто не знает. И никогда не узнает.
Мелисса Синеокова опустила стекло, пожмурилась на последнюю
улыбку заходящего солнца, подышала запахом травы, странно перемешанным с
запахом горячего железа, который шел, должно быть, от завода, и решила уезжать.
— Поехали? — робко спросила она у своего малыша, который
сидел внутри. — Нам домой пора.
И этот первый в жизни вопрос, который она задала ему, и еще
то, что она сказала «нам», совершенно бессознательно сказала, вдруг так ее
растрогало, что Мелисса какое-то время поплакала, утираясь мягкой салфеточкой.
Эти салфеточки положил в ее машину Васька, потому что ей
вечно нечем было протереть очки, и она протирала их подолом рубахи или рукавом
пиджака.
— Вот смотри, — сказал он тогда. — Я тебе пачку кладу в
бардачок! Видишь? И не забудь, что у тебя есть салфетки!
Он заботился о ней, любил ее, спасал ее, он хотел завести
собаку, чтобы та тоже жила с ними!.. Он всегда как-то улаживал свои дела, чтобы
полететь с ней в командировку или поехать на прием, хотя терпеть не мог
приемов, в пиджаке всегда маялся, оттягивал от шеи галстук, как будто тот его
душил, и ворчал, что в модных остроносых ботинках у него ужасно устают ноги!
Он готовил ей завтрак, починял ее компьютер, варил кофе и
лечил порезы на заднице, когда однажды ее угораздило сесть на собственные темные
очки!..
Странное дело, она не помнила никакой своей жизни без него —
то есть словно ее и не было, а на самом деле была!.. После Садовникова у нее
даже один романчик случился с топ-менеджером какой-то иностранной фирмы, и
романчик вышел именно «топ-менеджерский». Этот самый «топ» водил ее по модным
заведениям, кормил модной едой, они то и дело ездили в какие-то клубы слушать
какие-то джазовые группы, посещали «биеннале», и Мелисса тогда все стеснялась
спросить, что такое «биеннале», она не знала.
Романчик начался и закончился, как водится, ничем, они с
топ-менеджером быстро надоели друг другу, а модной и дорогой писательницей она
тогда не была. Может, если б была, не надоела бы ему так быстро!..
Но все это было так не похоже на Ваську!.. Как будто только
с ним и началась жизнь, а до него была… репетиция, черновик.
Но ведь так не бывает?
Или бывает?..
Мелисса решительно вынула из зажигания ключи, открыла дверь,
выпрыгнула из машины и решительным шагом направилась к проходной.
Кудлатая собака за сеткой подняла голову и тявкнула, а щенки
завозились во сне.
В проходной было прохладно и сильно пахло табаком, но
дощатый пол чисто выметен, а в окошке сидел не привычный дедок-вахгер, а дюжий
мужик в камуфляже. Мужик — господи Иисусе! — читал ее книгу и поднял голову,
когда она вошла.
— Здравствуйте, — все так же решительно сказала Мелисса,
косясь на книгу, — как бы мне узнать, где найти господина Артемьева?
— Василий Петрович давно домой уехал, — сказал мужик,
поднимаясь и разглядывая ее во все глаза. — А вы…
