— Может, потянуть? — предложил Константинов. — Просто
потянуть, и все, не три месяца, конечно, а несколько дней.
— Зачем?
— За это время может что-то проясниться.
— Как? Что? И кто будет прояснять? Или частного детектива
наймем, чтобы он слетал в Лондон и выяснил у Сосницкого его истинные намерения?
— Да, — согласился Константинов. — Глупость. Но я не знаю,
как подстраховаться.
— И я не знаю, — согласилась Лера Любанова. — А великий
режиссер знает?
Полянский был растерян.
Пожалуй, впервые за все время работы, за полгода, наверное,
Лера увидела его растерянным. Куда только подевался скучающий лорд Байрон?..
— Но ведь Сосницкий… наш. Разве он может нас… сдать?
— Что значит «наш»? Наш — это чей? — Лера сняла ногу с
невысокого парапета, зацепилась каблуком, Константинов ее поддержал. — Прежде
всего он очень деловой человек, интересы которого простираются по всему миру, а
амбиции так вообще до звезд! Что ему какая-то отдельно взятая газета, хоть бы и
его собственная? Если деловые интересы перевесят, он о нас даже не вспомнит!
— Это все понятно, — нетерпеливо перебил ее Константинов, —
и все-таки как подстраховаться?! Я никаких вариантов не вижу.
— Я тоже не вижу, Саш, — печально сказала Лера. — Поэтому я
вам все это и изложила. Для повышения бдительности. Роман, ты должен на
переговорах смотреть в оба, как бы я чего не проморгала. Саша, ты здесь тоже
должен смотреть в оба. Может, позвонить кому-нибудь? У тебя есть знакомые в
газете Боголюбова?
— Ну конечно, есть! Можно подумать, у тебя нет!
— И у меня есть, но я не хочу звонить, чтобы не было лишних
разговоров. Ты у нас человек творческий, к политике отношения не имеешь, тебе
все простительно. Позвони сегодня или завтра, попробуй узнать, нет ли каких
слухов или подозрительных событий.
— Что есть подозрительные события?
— Ну, может, Боголюбов уже повстречался с Садовниковым или
что-то в этом роде. Или регулярно встречается. Ну, хоть что-нибудь, что может
связывать Боголюбова, Садовникова и Сосницкого! Вдруг это нас куда-то выведет.
Позвонишь, поболтаешь?
— Поболтаю, — согласился Константинов. — А ты будь
осторожна. Рома, приглядывай там за ней.
Полянский сосредоточенно кивнул.
Они вернулись в кабинет и быстро разошлись по своим делам.
Лера сказала, что ей нужно забрать из химчистки вещи и еще
съездить на новую квартиру, где все продолжался ремонт, который должен был
закончиться еще месяца три назад. Константинов привычно попенял ей, что она все
делает сама, могла бы попросить кого-нибудь, например, его, Константинова, а
Лера привычно сказала ему, что полагаться на мужиков не желает, ибо все равно в
этом нет никакого смысла.
Полянский постоял, потом пробормотал, что завтра будет ждать
ее в аэропорту, и ушел, расстроенный.
Константинов вышел следом и, проводив лорда Байрона глазами,
вытащил из кармана мобильник.
— Это я, — сказал он зачем-то, хотя на том конце отлично
знали, что это он. — У меня через полтора часа самолет, мне нужно ехать. Нет,
она не в курсе. Ну, она же меня и задержала! Я вернусь раньше ее, она ничего не
узнает. Никто ничего не узнает.
* * *
Мелисса Синеокова ела яблоко и уныло смотрела в стекло, за
которым почти до самого леса простирался серый асфальт, а на нем — в ряд —
серебристые самолетики, похожие с большой высоты на склеенные модели из
детского конструктора. Внизу, под самым окном, неслышно проходили непривычно
широкие автобусы. Притормаживали под плоской крышей терминала, выпускали людей
и катили дальше. Куда дальше — Мелисса вытянула шею и посмотрела, — было не
видно.
У нее за спиной гудел ровным гулом зал ожидания, визжали какие-то
дети и жизнерадостно хрюкал и булькал игровой автомат. С левой стороны был
крошечный бар, похожий на бар гостиницы «Интурист» в Сочи времен перестройки и
ускорения. Вокруг высокой пластиковой стойки располагались три довольно
ободранных табуретки и еще пара столиков на шатких алюминиевых ножках. На
полках стояли бутылки со спиртным и перевернутые вверх дном рюмки. Кофейный
аппарат в углу пускал пар.
Мелисса с удовольствием выпила бы кофе и покурила, но курить
здесь было запрещено, и присесть негде, все столики заняты, но она решила, что
не уйдет, будет караулить, и как только хоть одно место освободится, кинется и
займет его. Лететь в Питер ей не хотелось.
Как-то с утра все не заладилось, и даже предстоящая поездка
казалась теперь не праздником жизни, а пустой тратой времени и сил. Мелисса
Синеокова доела яблоко, грустно осмотрела огрызок — нельзя ли еще откуда-нибудь
откусить — и стала искать урну. В зоне видимости не оказалось никакой урны.
Обнаружилась только одна, довольно далеко, возле двери, на которой была
нарисована девочка в юбочке, но идти туда нельзя. И так она все время ощущала
повышенное внимание, хоть и водрузила на нос темные очки и повернулась к
общественности спиной.
И еще мерещилось странное — вдруг показалось, что в очереди
на регистрацию позади нее стоит курьер из издательства Витя Корзун,
маялась-маялась, обернулась, нет никакого Вити, а дядька, на которого она
уставилась, моментально сложил лицо в сладкую, вопросительную улыбку. Мелисса
рассеянно улыбнулась ему в ответ, и вдруг Витя мелькнул уже на улице, за
стеклами — неужели опять показалось!
Если это видение, то какое-то неправильное — кому же это в
видениях мерещится курьер, а не апостол Петр?! Что это за видение такое — про
курьера?!
Может, не лететь?..
Выйти сейчас из зоны ожидания, забрать машину со стоянки и
поехать домой, сесть за компьютер — работать, работать и работать!..
Ах, как Мелисса Синеокова любила свою работу! Вот и сейчас,
брошенная на полуслове, она манила и притягивала. Словно магнит.
…Значит, так. Пусть тот самый, которому героиня звонила,
окажется не тем, про кого она думала, а ее соседом, который подсоединился к
телефонной трубке. Нет, не годится, потому что сосед у нее просто какой-то
болван, а болван не может присоединиться к линии. И редактор потом скажет, что
это… как же он говорит в таких случаях?.. что это шито белыми нитками, вот как.
Ну хорошо.
Значит, пусть героиня звонит, а он в это время приезжает и
слышит весь разговор. Он думает, что она разговаривает с убийцей, и решает, что
она тоже замешана и он должен ее спасти. Нет, это тоже не годится, потому что
тогда выходит, что она должна говорить по телефону как-то так, чтобы было
понятно, что это связано с преступлением, а что такого опасного можно заставить
ее сказать по телефону?! Она же добропорядочная мать семьи, а не какая-то там
профурсетка!
