— Вы успокойтесь, — сказал он дамочке добрым голосом. — Не
волнуйтесь. Никто никого не убьет, мы не дадим. А муж ваш и вправду в соседнем
кабинете. И с ним все в порядке. Сейчас показания запишут, и поедете вы домой
спокойненько.
— А… тот?
— А того до утра задержим, а если будет санкция, значит, под
стражу возьмем.
— Как санкция?! — крикнула Мелисса. — Да он меня два раза
пытался убить, вы понимаете? Да если бы не Васька, я бы сейчас… я бы сейчас в
лесу каком-нибудь подмосковном лежала, разрезанная вдоль и поперек на куски!
— Страсти вы какие говорите!
— Да он маньяк, вы понимаете или нет?! Он — самый настоящий
маньяк! Он даже дышит, как маньяк.
— Ну, это для санкции не основание, — сказал подполковник.
Все он хотел ее успокоить, а получалось, что она еще больше волнуется, — Вы мне
все в подробностях расскажите!
— Товарищ подполковник, Владимир Иваныч, а в разработке-то
он есть, — негромко сказал старший лейтенант и кивнул на свой компьютер. Он
боком сидел за столом и уже некоторое время стучал по клавишам. Вид у него был
удивленный, словно он не ожидал, что Мелисса Синеокова не врет. — Вон из Питера
прислали! А я и не посмотрел…
— На которого? — деловито осведомился подполковник. — На
мужа или на второго?
Мелиса похолодела.
— Как… на мужа? На Ваську?
Они переглянулись, и Мелисса поняла, что дело плохо.
* * *
Лера Любанова в особняке на Николиной Горе нажала кнопку
отбоя на своем телефоне, сунула его в карман и задумчиво посмотрела наверх. На
перилах лестницы темного дуба отражался свет крохотных светильников, которые
она зажгла, потому что не знала, как зажечь люстру. Картины канули в полумрак и
оттуда, из полумрака, глядели странными подозрительными глазами.
Для того чтобы ехать спасать Мелиссу, ей нужно… отпроситься.
Ей нужно сделать так, чтобы Ахмет ее отпустил, и она понятия не имела, как это
делается! Она никогда ни у кого не отпрашивалась, даже в школе с уроков. Если
ей нужно было уйти, она вставала и уходила.
Помнится, в первом классе так все и произошло. Она встала,
вся такая кудрявая, крепенькая и в бантах, сложила учебники в ярко-рыжий ранец,
привезенный папой из командировки в Ригу, потрясла пенал, проверяя, все ли там
на месте, и пошла к двери. «Любанова, вернись! — скомандовала Марья
Александровна. — Сядь на свое место сейчас же!» — «Я домой пойду, — сообщила
Лера Любанова и потянула на себя тугую, покрашенную холодной голубой краской
классную дверь. — Скучно тут у вас! Чего просто так сидеть-то?»
И ушла. Пока потрясенная Марья Александровна приходила в
себя, пока собиралась с силами, чтобы мчаться поднимать тревогу, беглянка уже
все коридоры прошла, отворила дверь на улицу, сбежала с крыльца и деловито
подтянула колготки — приготовилась идти домой. Насилу ее тогда поймали и
водворили в учительскую — до приезда отца, спешно вызванного с работы.
«Да не буду я сидеть с ними, — объяснила отцу семилетняя
Лера. — Они какие-то шалашики рисуют, а мы с мамой весь букварь еще когда-а
прочли! Прошлой зимой, вот когда!»
Оказалось, что «шалашик» — суть литера «А», с которой
первоклассники начали изучение великого и могучего русского языка. Отец долго
хохотал, а потом перевел ее из первого класса сразу в третий. Он был
ответственный работник, и ему разрешили перевести ребеночка-вундеркинда. Лера
Любанова вскоре заинтересовалась уравнениями, где была странная буква икс, и
еще мальчиком Мишей, с которым ее посадили, и больше из школы не уходила.
Она никогда ни у кого не отпрашивалась, и вообще считала это
верхом глупости — как это ее могут куда-то не пустить, если ей туда нужно?!
Она была совершенно уверена, что Ахмет Баширов не пустит ее
среди ночи в отделение милиции выручать подругу, которую посадили в
«обезьянник». Или еще не посадили, а только собираются посадить. Или это ее
мужа посадили, а ее вовсе и не собирались сажать, только теперь все в
«обезьяннике», и Лере тоже туда нужно!
Я боюсь, поняла она и сжала в кулачки руки, засунутые в
карманы халата. Я боюсь, что стану его просить, он меня не отпустит, и мы
поссоримся. Невозможно было себе представить, как именно Баширов станет с ней
ссориться, и оттого казалось, что это будет очень страшно.
В конце концов, она знает его всего только один день. Один
день и одну ночь.
Никогда в жизни она не совершала ничего подобного и,
кажется, ничуть не раскаивалась в том, что именно сегодня и совершила!..
Пусть все, что угодно, пусть дальше ничего не будет — хотя
ей кажется, кажется, что будет все! — но у нее был этот день, этот человек и
эта ночь.
Она совершенно свободна — даже не до следующей пятницы, как
говорил Винни-Пух Пятачку, а совсем, совсем свободна, и никто и ни в чем не
может ее упрекнуть!
Да, она его совсем не знает. Да, она понятия не имеет, что
он за человек. Да, нехорошо прыгать в постель к мужчине после первого дня
знакомства. Нет, даже не после, а в течение! В течение первого дня знакомства.
Но он одним махом разрешил все ее трудности и избавил от
всех бед, которые казались неразрешимыми, огромными, как гора Арарат.
Женщинам такие вещи представляются очень важными, знаете ли!
Им, знаете ли, иногда важно, чтобы появился мужчина и взмахом волшебной палочки
устранил все затруднения, будто это не затруднения вовсе, а так, ерунда
какая-то!
Сила и власть всегда привлекательны — вот уж новость так
новость!..
Сейчас ей нужно как-то отпроситься — фу, какое ужасное слово
— и спасти Мелиссу, которая опять вляпалась в неприятности, и Лера совершенно
не знает, как это сделать.
Баширов появился в гостиной неслышно, как кот, подошел и
обнял ее сзади.
— Ты знаешь, — сказала Лера, решив, что броситься головой в
омут будет самым правильным решением, — мне нужно срочно уехать.
— Прости?
— У меня подруга попала в переплет! Мелисса Синеокова, она
книжки пишет, ты, наверное, знаешь! Ее забрали в милицию.
— Она хулиганила?
— Она едва жива осталась на прошлой неделе, когда какой-то
подонок ее похитил и пытал!
— Пытал?
— Ну, не пытал, но… все было ужасно. Ахмет, прости меня. Я
знаю, ты хотел, чтобы я осталась…
— А что, ты собираешься остаться в милиции?
Он обошел ее, развязал пояс халата, стянул с плеч и бросил
его в кресло. Огонь от камина, в котором пылали дрова, отсветом прошелся по
совершенному, как у римского воина, телу. Лера отвела глаза.
Ну что он делает?! Разве можно так делать?!