— А мы не разносим. У стойки заказывайте и берите.
— А можно я отсюда закажу?
— У нас со столиков не заказывают. Только со стойки.
Круг замкнулся, поняла Мелисса Синеокова. Не дадут мне кофе.
«Со столика» не положено, а к стойке подойти нет никакой возможности.
Если бы Васька был с ней, все ее затруднения разрешились бы
моментально. Он воздвиг бы на одно монументальное плечо ее компьютер, на
другое, не менее монументальное, дорожную сумку в вензелях и кренделях
прославленной европейской фирмы. Мелисса очень гордилась своей сумкой. С ней
она чувствовала себя немного принцессой Дианой, совершающей «визит доброй
воли». Ей представлялось, что Диана должна была путешествовать именно с такой
сумкой.
Васька страшно ругался, когда Мелисса ее купила.
«Что за бред, — говорил он сердито, — что это за сумка,
которая стоит полторы тысячи долларов?! Что в ней может стоить полторы тысячи
долларов?! В ней даже отделений нет!»
«Да не в отделениях дело, — отвечала Мелисса глупому
Василию. — Ну, ты посмотри, какая кожа, и вот висюлечка, а тут, видишь,
карманчик и „молния“!»
И она гладила шершавый коричневый бочок с кремовыми буквами,
переплетенными между собой, а Васька крутил лобастой башкой и фыркал.
А теперь они поссорились, и он даже не позвонил ей утром,
хотя знает, что она должна лететь в Питер, и летит теперь одна, и кто угодно
может к ней пристать или украсть у нее сумку с вензелями!
Она снова вытащила телефон с целью проверить, не появилось
ли неотмеченных Васькиных вызовов.
Никаких вызовов не появилось.
Тогда она достала старый-престарый органайзер, который
когда-то начальник подарил ей на день пролетарской солидарности всех
революционных женщин-работниц. Органайзер был толстый, тяжелый, в дерматиновом
черном переплете, похожий на старого ворчливого деда. Она столько раз добавляла
в него страницы, что он почти не закрывался, кнопочка все время расстегивалась.
Пошарив в сумке, она добыла ручку и на чистой странице
написала: «Васька не звонит. Жду-жду, а он все не звонит. Может, он решил меня
бросить? Я этого не переживу. Кажется, ей-богу, пойду и утоплюсь. Что я буду
без него делать?! Мы вчера поссорились, я в Питер улетаю, а он не звонит! Вот
если он еще через пятнадцать минут не объявится, я ему сама позвоню!»
— Девушка, вы будете заказывать или нет?
— Да. Кофе мне, пожалуйста.
— Встаньте и подойдите. Мы со столиков заказы не принимаем.
Тут обнаружилось, что Галочка и Раечка галсами продвигаются
к ее столику и уже почти придвинулись вплотную.
Мелисса нацепила улыбку и даже очки на лоб подняла, чтобы
«давать знаменитость» по полной программе.
— Ой, я извиняюсь, — сказала та, чей муж в туалете читал
Мелиссину книжку, — ой, извиняюсь, но я хотела спросить…
— Да?
— Ой. — Они переглянулись и как по команде вытаращили глаза.
— А мы вот все время с девочками спорим, у вас силиконовая грудь или
натуральная?
Улыбка Мелиссы даже не дрогнула.
— Натуральная.
— Я же тебе говорила! — сказала Галочка Раечке. — Что я тебе
говорила?! А вас по правде зовут Мелисса Синеокова?
— Нет. Это псевдоним.
— А как вас по правде?..
— Меня зовут Мила Голубкова. По паспорту.
— То есть как Мила? — поразились Галочка и Раечка. — Это что
же за имя такое?!
— Людмила.
— А-а… — протянули Раечка и Галочка.
Мелиссе показалось, что они разочарованы.
«Мелисса Синеокова» звучало, конечно же, шикарней. А то
Людмила Голубкова! Ну, куда это годится?! Разве у звезды может быть фамилия
Голубкова?!
В это время зазвонил телефон, и, чуть не опрокинув
оставшийся от мужика стакан, который принципиальная барменша так и не убрала,
Мелисса схватила трубку.
— Да!
— Милка, это я.
Звонила лучшая подруга Лера Любанова. Очень хорошо, что она
позвонила, но Мелиссе хотелось, чтобы позвонил Васька. Вот ничего ей сейчас так
не хотелось, как того, чтобы он просто взял и позвонил!..
— Ты где?
— В Шереметьеве. — Она опустила на нос очки и двинулась
вместе со своим шатким стулом, чтобы как-то скрыться от Галочки и Раечки,
которые продолжали стоять перед ней. — Я в Питер лечу, на съемки.
— Вот так всегда, — сказала в трубке Любанова. — Вот все в
Питер на съемки летят, а я одна, как дура, прусь туда же на переговоры!
— Ты в Питер летишь?
— Ну да. Завтра утром.
— Так я завтра оттуда уже уеду, — огорчилась Мелисса. — Что
ж ты мне не сказала, что тоже собираешься, Лерка! Я бы все подвинула и завтра с
тобой полетела!
— А ты мне что не сказала?! Я бы все подвинула и сегодня с
тобой полетела!
Круг опять замкнулся, подумала Мелисса. Вот ведь какой
сегодня день. Как с утра не заладился, так даже кофе невозможно выпить и с
лучшей подругой повстречаться в городе на Неве!
— Ты только не забудь, что в выходные вы у меня на даче.
— Я не забыла, Лер.
— Ну, хорошо, что хоть это не забыла, с твоим-то склерозом!
Считалось, что, как человек творческой профессии, Мелисса
все забывает, путает и ничего толком не знает.
— Тогда мягкой тебе посадки, и Ваське привет.
— Васьки нет. Мы поссорились.
— Как?! — поразилась Любанова. — А где он?
— Дома, наверное.
— Постой, Голубкова. Ты чего, одна в Питер летишь?
— Ну… да.
— Дура, что ль, совсем?! — грубо спросила Лера. Это она
умела. — Куда тебя понесло одну?! Ты ж у нас мировая знаменитость, тебя там
сейчас на куски порвут!
— Никто меня не порвет, — быстро выговорила Мелисса, косясь
на теток, — никому я не нужна.
— Вот я сейчас позвоню твоему Ваське и скажу, чтобы он
срочно чесал за тобой в Шереметьево.
— Посмей только!
— А мне что? Я посмею! Кроме того, мне тебя, дуру, жалко!
Это же надо было сообразить, одной переться!
— Ничего со мной не будет. Я женщина-асфальтоукладчик.
— Это нам известно, но полоумных-то вокруг полно!
— Лер, угомонись. Все будет хорошо. И не вздумай Ваське
звонить!
