Правая, медленно подумала Кира. Правой он писал. Нет, он
всегда печатал на компьютере, это она все не могла себя приучить, все ручкой на
бумажке строчила, а он печатал.
У него были милые пожилые родители где-то под Москвой и
сестра, лет на пятнадцать его младше, которой он постоянно давал деньги, и
дорогая машина, и неослабевающий боевой задор в отношении “девчонок”.
– Простите меня, – выдавила она и взялась за горло, – одну
минуту, простите, пожалуйста.
И выскочила из кухни.
Проняло, понял капитан Гальцев. Осознала. Теперь начнется истерика,
и ни черта у нее не вытянешь. Так всегда бывает.
Он понюхал остывшую, кофейную гущу в своей чашечке – гущи
было ровно до половины. Даже на глоток не хватило того кофе, что сварила Кира
Ятт. Вот наградил бог фамилией!..
За деревянной дверью послышалось какое-то шевеление, и
капитан, безошибочно распознав это шевеление, негромко позвал:
– Парень! Зайди сюда!
После минутного молчания мальчишка возник в проеме.
– Вы меня? – спросил он вежливо.
– Слушай, – сказал капитан, – твоя мать угостила меня кофе,
а я такой не люблю. У вас нет нормального, из банки?
– Есть, – подумав, ответил мальчишка, – сейчас.
Вразвалку – штаны были необъятной ширины и полоскались, как
будто он некоторое время шел внутри их, – он вошел в кухню, включил чайник и
вытащил громадную белую кружку. Капитан приободрился.
На кружке была надпись “Серый волк, зубами щелк!” и еще
почему-то дата.
Странная какая-то кружка. На таких кружках должно быть
написано “Я люблю Нью-Йорк” и нарисовано сердце с красной стрелой.
– Почему серый волк? – осведомился капитан.
– Где? – не понял мальчишка. – А… Это папина кружка. Его
мама иногда зовет Серый, потому что он Сергей. То есть звала, – поправился он.
Папа, надо понимать, бывший муж и отец пацана. Н-да. Зубами
щелк. Почему-то вдруг смысл этой надписи показался капитану неприличным.
– Слушай, парень, а ты ничего не слышал – может, шум, или
крик, или выстрел?
– Не-а, – протянул пацан. – Вам сколько кофе?
– Две ложки. А мать весь вечер дома была?
Мальчишка моментально принял боевую стойку.
Капитану даже показалось, что он видит, как со всех сторон
выставились и навострились колючки.
– Ну конечно, дома! Вы что, с ума сошли? Вы думаете, это
она…
– Я ничего не думаю, – перебил капитан сердито, – я пока
просто спрашиваю. Она никуда не выходила?
– Нет, – почти крикнул мальчишка, – да куда ей выходить-то?!
Она после работы всегда дома!
– А… по телефону разговаривала?
– Я не знаю! Я не слушаю, что она делает! Я английский учил!
– У тебя своя комната?
– Ну, конечно, чья же еще?
– И ты из нее не выходил?
– Не выходил я! Я никогда не выхожу, если этот козлина
приезжает!.. Очень он мне нужен!
– Подожди, – попросил капитан, – какой козлина? Мамин
начальник, что ли?..
– Что происходит? – спросила с порога Кира. – Тим, почему ты
орешь?
– Ничего, – заспешил капитан, – парень сделал мне кофе. Ваш,
– тут он улыбнулся самой обворожительной улыбкой, – я пить не могу, уж
извините.
– Мам, я папе позвоню, – угрюмо сказал мальчишка. – Может,
он приедет?
– Еще не хватает! – тихо, но очень убедительно воскликнула
мать. – Ты знаешь, сколько времени?
– Мам, у меня есть часы и глаза!
– Тогда не говори глупостей. Сейчас мы закончим и будем чай
пить. И ты пойдешь спать.
– Мам, ну пусть он приедет!
– Тим. Нет.
– Мам, ему ехать три минуты!
– Нет.
Так-так, подумал капитан. Серый волк, зубами щелк.
– Ну и. ладно! – злобно сказал мальчишка, повернулся внутри
своих штанов и выскочил из кухни. Штаны скрылись намного позже.
– Что это за мода… – пробормотал капитан, проводив глазами
мальчика.
– Такая, – объяснила Кира.
– Значит, вы все время были дома, ничего не видели, не
слышали, – неожиданно спросил он, – во сколько вы приехали?
– Около семи, наверное. Или чуть позже семи. Если у меня на
работе нет никакого… форс-мажора, я всегда приезжаю примерно в это время.
– А ваш начальник к вам часто приезжал?
– Не слишком. Если у нас возникали проблемы на работе и нам
надо было обсудить их в спокойной обстановке, приезжал. Никакого, – она
поискала слово, – графика приездов у него не было.
– А почему он с первым замом не обсуждал?
– Я не знаю, – резко ответила Кира, – может быть, он и
обсуждал, но без меня. Ко мне Костик всегда приезжал один.
– У вас плохие отношения?
– С кем? – не поняла она.
– С первым замом?
– Почему у нас должны быть плохие отношения?
– Не должны, – раздраженно заявил капитан, – но могут. Вы не
хотели стать первым замом? Вы женщина умная, деловая, сразу видно, а всего
только второй зам. Тем более вы давно работаете, а этот первый зам – недавно.
Кира поболтала туркой, в которой еще оставался глоток кофе.
– Если вы хотите сказать, – начала она, – что я пристрелила
Костика на лестнице собственного дома только для того, чтобы продвинуться по
карьерной лестнице и стать первым замом вместо Батурина, говорите это сами.
– Да вы уж все сказали!.. – пробормотал капитан.
– Батурин отличный журналист. У нас почему-то принято
говорить – неплохой, – отчеканила Кира, – если говорят, что журналист
“неплохой”, значит, это отличный журналист. У него есть чувство стиля, он
хорошо пишет по-русски, что удивительно при его биографии, он жесткий и…
правильный организатор. На месте Костика я бы его боялась.
– В каком смысле?
– Он дышал ему в спину. Я думаю, что через год он вполне мог
бы обставить Костика.
“Батурин, – записал капитан, – претендент на должность”.
– Это я к тому говорю, – продолжила Кира, словно капитан
записал не в записной книжке, а у себя на лбу, и она там легко все прочитала, –
что, может быть, Костику имело смысл прикончить Батурина, но никак не наоборот.
Все само пришло бы к тому, к чему пришло сейчас – Гришка получит главного, и
это будет его журнал.
