На все случаи жизни у Сергея были заготовлены теории,
абсолютно непригодные к употреблению, но зато “устойчивые”, как советская
власть в шестидесятые годы. Он долго ездил на “Жигулях”, потому что согласно
его теории отечественные машины можно починить на каждом углу и купить к ним
запчасти в любом ларьке, а в то, что иностранные чинить вообще не нужно, он не
верил, потому что это не совпадало с вышеупомянутой теорией. Он купил “Тойоту”,
когда на работе его вынудило к этому начальство – неприлично стало ездить на
“Жигулях”. Относительно “прилично – неприлично” у него была еще одна,
отдельная, теория о том, что пиджак “Хьюго Босс” ничем не отличается от пиджака
швейного комбината №4 города Балашихи и платить бешеные деньги за торговую
марку и имидж не имеет никакого смысла. Темные очки и в Африке темные очки,
будь то “Кристиан Диор” или китайское кооперативное производство. Тем не менее,
пиджаки он покупал в бутиках, а очки в салонах, и это нарочитое лицемерие
выводило Киру из себя.
У-уф… Вот сколько всего накопилось.
И все-таки, все-таки она его сильно любила и даже не поняла,
когда и за что разлюбила. Он всегда был таким, и именно таким она его и любила,
вернее, ей удавалось любить его именно таким.
Что изменилось? Критическая масса раздражения стала совсем
уж критической?
Кира ничего не понимала в критической массе. Зато ее муж
только в ней и разбирался.
Бывший муж.
– Ты извини меня, Кира, – вдруг сказал он совсем рядом, – я
не знал, что ты не разрешила ему звонить. Я бы не приехал, если бы знал, что ты
не разрешила. Твой… приятель уехал из-за меня?
Она так знала своего мужа, что моментально поняла, о чем
этот вопрос. К отъезду Сергуни он не имел никакого отношения.
– Нет, Сереж, – пояснила Кира, отвечая на тот, настоящий
вопрос, – ничего особенного. Мы познакомились три месяца назад, на дне рождения
у Юльки Андросовой. И он стал… приезжать.
– Тим его ненавидит, – сообщил Сергей буднично, – просто
ужасно. Сегодня утром сказал мне по телефону, что он его убьет. Может, ты
воздержалась бы и не стала приглашать его к нам… в смысле, сюда.
– А куда мне его приглашать, – холодно спросила Кира, – в
сквер на лавочку? Или ты думаешь, что я всю оставшуюся жизнь должна по тебе
страдать?
Он знал, что не должна, но ему хотелось, чтобы страдала.
Ее любовник – в халате, на их кухне, где столько всего было,
хорошего и плохого, смешного и стыдного, и трогательного, и забавного, они
когда-то даже любовью занимались на узком гобеленовом кухонном диванчике,
потому что у них не хватило сил дойти до спальни и закрыть за собой дверь, – ее
любовник, красавец-мужчина, атлет, победитель, оскорбил его ужасно.
Он все не мог выбросить его из головы и ревновал так, что
ревность, кажется, прожгла в желудке дыру. Почему она оказалась именно там,
Сергей не знал, но больно было именно в желудке и немного в голове.
Черт подери, никто, кроме него, не имел на нее никаких прав!
Она принадлежала ему всю жизнь, с тех самых пор, когда он впервые ее увидел –
он читал лекцию второкурсникам, аспирантов заставляли читать лекции, а она
сидела в первом ряду и зевала до слез. Тогда впервые он всерьез усомнился в
своих преподавательских способностях.
Сергей вдруг подумал, что, несмотря на развод, он так и
продолжает считать ее своей. Если бы не Тим с его утренним воем в трубку, ему и
в голову бы не пришло, что у Киры есть… любовник. Почему-то наличие Инги –
Тани, Оли, Кати, Маши, Ксюши – у него самого совершенно не подготовило его к
тому, что у Киры тоже может быть Саша Вадик, Коля, Вася, Дима, Боря или даже
Гена.
– Я помылся! – протрубил из комнаты их сын. – Мам, давай мне
этот чертов новохренит, и я спать пойду.
– “Новопассит”, – устало поправила Кира, – и не смей
выражаться.
Тим пришел на кухню – в халате и нелепых пижамных штанах,
торчащих из-под него, – выпил ложку темной вязкой жидкости, сморщился, запил
кипяченой водой и утерся рукавом.
– Пап, – сказал он, подумав, – может, ты у нас останешься?
Чего тебе ехать, поздно уже!..
– Тим! – в один голос воскликнули оба родителя, и их
драгоценный ребенок понял, что лучше быстренько убраться восвояси. Хорошо хоть,
не орут друг на друга, сидят тихо, как все нормальные родители.
Они думали, что он не помнит, но он помнил очень хорошо, как
все было раньше, давно, он тогда еще маленький был. Эти воспоминания, самые
лучшие, самые важные в жизни, он бережно и старательно прятал, любил и то и
дело проверял их сохранность.
Все было в порядке, все цело.
Вот суббота, самая обычная суббота, одна из многих суббот,
тогда он еще не знал, какое это счастье – такая суббота. С утра отец вез их
кататься на лыжах. Они брали с собой термос, снегокат, запасные валенки и
свитер и катались с горы до полного изнеможения, а потом пили чай и играли в
снежки, и всегда получалось так, что отец побеждал – он был сильный, ловкий и
очень быстрый, и победить его в честном бою было невозможно. И тогда Тим с
мамой затевали какой-нибудь отвлекающий маневр, и отец делал вид, что
отвлекался, и тогда они бросались, и валили его, и прыгали на него, и он
катался с ними по снегу, и они визжали и брыкались, и он все равно побеждал –
всегда.
– Оставайся у нас, пап! – крикнул Тим с безопасного
расстояния, юркнул за дверь и быстро ее прикрыл.
– Не обращай внимания, – пробормотала Кира, – он в последнее
время какой-то странный.
– Я не обращаю, – холодно ответил Сергей. – Ты бы рассказала
мне, в чем дело, Кира.
– В каком смысле? – насторожилась она.
– В смысле, что произошло сегодня вечером. Я ничего не
понял. Расскажи.
– И понимать нечего, – отчетливо выговорила она, – ты все
видел своими глазами. Костика убили. Приехала милиция, забрала труп и стала
допрашивать меня. Все.
– Не злись.
– Я не злюсь. Ты тоже считаешь, что это я его… застрелила?
Он посмотрел с высокомерным сочувствием – как плохой врач на
невменяемого пациента.
– Тебе тоже нужно принять новохренит и лечь.
– Сергей! Ты повторяешь за Тимом всякую чушь, а я потом
должна объяснять ему, что…
– Почему милиция решила, что это ты его пристрелила?
– Не знаю! Но он со мной так разговаривал, этот милиционер,
как будто и вправду решил, что это я. Я удивилась, почему меня не забрали! Хотя
он старался быть вежливым и милым.
– Он старался не пялиться в твой вырез, – поправил Сергей
мрачно.
– Что? – растерялась Кира. Посмотрела вниз и подтянула
свитер повыше.
