– Тим.
– А жрет как будто три года голодал! Я его спросил в прошлый
раз, может, он житель Сомали, а он захихикал как придурочный! Он на всю голову
больной, пап!
– Тим.
– А маму он зовет “Кирха”, шутит так, блин! И он привез к
нам свой халат! – И разгневанный Тим издал горлом звук, который должен был
свидетельствовать о том, что его сейчас вырвет. – Халат, ты представляешь?! По
утрам он выходит в халате и говорит мне, что его, блин, никто не провожал в
школу, а меня мамочка кормит да еще и возит! Я его убью, пап!
– Тим. Успокойся.
Сергей смотрел в окно, за которым стремительно наступало
утро, и совсем не знал, что сказать.
– Зачем вы развелись?! – вдруг прогудел в трубке сын и
всхлипнул, отчетливо и глубоко, как в детстве, и Сергей вдруг увидел зареванную
мордаху, уткнувшуюся в его свитер, золотистый хохол на макушке, выпяченные от
горя губы и розовые кулачки, стиснувшие толстую ткань. Столько раз это было –
не сосчитать и не вспомнить. – Ну, кто вас просил разводиться?! Ну, вы бы тогда
не женились, придурки проклятые! Ну, что теперь мне делать?! Ну па-апа!
Ему пришлось некоторое время помолчать и ответить, строго
контролируя свой голос:
– Тим. Я… позвоню маме. Мы договоримся, и я заеду. Мы все
решим.
– Вы уже все решили, черт бы вас всех побрал! – заорал сын.
– Вы все решили, а я должен только слушаться! Жду не дождусь, когда вырасту и…
и…
– Сереж, – с досадой сказала Инга, – ты сидишь на моих
брюках. Что, теперь мне их гладить, что ли?!
Короткие гудки пронзили барабанную перепонку, а Сергею
показалось, что мозг.
– Какие брюки?..
– Ну вот! Мои брюки! Я их положила сюда, а ты…
Он сунул трубку в гнездо аппарата и стремительно прошел мимо
Инги, которая подхватила свои портки и теперь держала их на весу, как младенца.
Щелкнул замок, лязгнула дверь.
Инга прислушалась, а потом пошла на звук. Брюки свешивались
в разные стороны, полоскались, взблескивали шелком.
– Сережа? Ты где? Сережа?! А я?!
Когда она догадалась выскочить на балкон, джип уже отъезжал,
небо отражалось в полированной чистой крыше.
– Сережа!!
Полыхнули красным тормозные огни, злобно взвизгнули колеса,
машина как будто прыгнула за перекресток и исчезла из виду.
* * *
Настроение было отвратительным. У Киры всегда портилось
настроение после разговоров с бывшим мужем, как будто это испорченное
настроение могло хоть что-то изменить! Каждый раз приходилось уговаривать себя
и утешать, потому что уговоры давно не помогали. Тим тоже неожиданно и не ко
времени разошелся, и она никак не могла понять, в чем дело, а когда все же
поняла, обозлилась еще больше.
Конечно, все дело в отце, будь он неладен! После разговоров
с ним сын всегда впадал в нервное состояние, бросался на Киру и чуть не плакал,
а сегодня даже плакал – крупными, детскими, неправдоподобными слезищами. Она с
большим трудом выставила его к машине и видела в окно, как он плетется, волоча
облезлый и чрезвычайно модный рюкзак, в широченных штанах, как будто падающих с
попы, в уродливых ботинках и нелепой зеленой шляпе, тоже вроде бы очень модной.
Горькое горе.
Кира была умной и современной женщиной, никаких препятствий
бывшему мужу не чинила, он мог встречаться с сыном сколько угодно и когда
угодно, и бабушка с дедушкой “с той стороны” тоже никуда не исчезли из его
жизни, и вроде бы все прошло с “наименьшими потерями”, но невозможно, невозможно
было видеть лицо сына, когда Сергей привозил его домой, доводил до двери и
уходил, корректно попрощавшись с Кирой.
Может, зря она вела себя, как умная и современная? Может, ей
нужно вести себя, как скандальная и отсталая баба, просто запретить им
видеться?! Может, тогда ее сын скорее бы все забыл и научился принимать жизнь
такой, как есть?!
…Зачем она звонила? Ведь знала же, что ничем бывший муж не
поможет, будет только с ослиным упрямством гнуть свое, говорить, что Кира
поступает неправильно, если хочет уберечь мальчишку от непредвиденных
обстоятельств и влияния коллектива! Вот он сам – вырос в коллективе, и ничего,
все в порядке! В порядке, черт бы его побрал! Как это вышло, что она так его
любила?! Но ведь любила, и ревновала даже, и в Ригу с ним ездила, где жила
тогда его бабушка, и хохотали они, и целовались, и по очереди качали кровать, в
которой орал новорожденный Тим, а тот все время орал, и Сергей в пять часов
утра выходил с ним во двор, чтобы он не перебудил соседей в их тогдашнем хлипком
панельном доме на улице Фрунзе!
Кира потерла глаза и прислушалась. За стеной начальник опять
ссорился со своим замом – ссорился от души, во все горло. Весь коллектив,
должно быть, уже в курсе, что начальник и зам крупно поругались.
Все мужики – кретины и недоумки, вне зависимости от возраста
и положения. Вот свежая и конструктивная мысль.
Про конструктивные мысли Кира вчера вдоволь наслушалась на
заседании думского комитета, где она представляла “прессу”. Разговоров было
море. Конструктивных мыслей – ни одной.
– …если ничего не понимаешь! – разорялся за стеной начальник
Константин Сергеевич Станиславов. Кажется, его матушка была большой поклонницей
русского драматического искусства, вот он и стал Константин Сергеевич, да еще
Станиславов! – Я не намерен больше печатать бред, который ты мне подсовываешь!
Ты сколько денег имеешь с каждой полосы?! А?! Нет, ты мне скажи!..
– И скажу, – орал в ответ зам. Его звали гораздо менее
поэтично, всего лишь Григорий Батурин. И стать у него была не в пример
импозантному шефу – мешок мешком. – Я тебе скажу, что, если б не мои ребята,
журнал давно бы сдох на х.., а ты все руками машешь и…
– Я не машу руками! Я в следующий раз тебе морду набью за
такие дела! Кто так поступает?! Ты же в последний момент всю полосу поменял, а
у меня…
Кира решительно поднялась со своего места, прошла по
поглощающему звук ковру и открыла полированную дверь, за которой происходила
баталия. С некоторых пор три главных начальника – Константин Сергеевич
Станиславов – ох-хо-хо! – Гриша Батурин и она сама – сидели в смежных комнатах.
Взъяренные мужики как по команде оглянулись на нее и снова
воззрились друг на друга, готовые вцепиться друг другу в глотки.
– Брейк! – объявила Кира хладнокровно. – Один – один. Считаю
до десяти. Кто первым уберется вон, тот победил.
– Кира, – заговорил Константин Сергеевич, не отрывая взгляда
от врага, – я тебя прошу, выйди! У меня важный разговор. Выйди сейчас же.
– Вся редакция уже в курсе ваших важных разговоров, –
проинформировала его Кира, подошла к креслу, устроилась, положив ногу на ногу,
и закурила. – Пепельницу дай, пожалуйста, Костик.
