Весь этот цинизм, стремление подать “покрасивше”, выжать
слезу, заставить переживать и потрясать кулаком в адрес неведомых убийц были
просто их работой. Такое у них ремесло – сначала нужно “дать в номер”, да так,
чтобы “у всех дух захватило”, и только потом можно поплакать над Костиком
нормальными человеческими слезами.
– Гриша, ты знаешь Потапова? Лично знаешь?
Дмитрий Потапов был министром печати и информации.
– Знаю.
– Поедешь?
Батурин посмотрел внимательно.
– Только собрание проведу.
– Да, – сказала Кира, – собрание. Как ты думаешь, все
уверены, что это я его… убила?
– Или я? – предположил Батурин.
– Почему ты?
– А почему ты?
– Потому что его нашли мертвым в моем подъезде.
– Потому что вчера он на всю редакцию орал, что меня уволит.
– Он еще орал, что уволит Аллочку Зубову из отдела новостей.
Новенькую, ты ее не знаешь. А у нее папа президент “Внешпромбанка”.
– Вот именно, – сказал Батурин. – Может, это она его убила!
Или папа кого-нибудь нанял.
У Аллочки были несчастные карие глаза и очень темные волосы,
не достающие до плеч и выстриженные неровными, загибающимися вверх прядями. Без
очков она казалась странно юной, и запах ее духов очень шел ей, Батурин это
отлично помнил.
– Как к нему в портфель могла попасть твоя рукопись? –
спросил он, прогоняя из головы Аллочку Зубову – вот как, оказывается, ее зовут!
Он что, все время носил с собой твои рукописи?
– Гриш, я не знаю! Правда! Я сказала бы, если бы знала. Но
это и впрямь кусок рукописи, а вовсе никакая не записка с угрозами!
– Какая записка с угрозами? – спросили у двери, и Кира с
Батуриным разом вздрогнули, как семиклассники, застигнутые с сигаретами.
– Здрасти, – неприветливо произнес ее бывший муж, подошел,
потянул на себя стул и плюхнулся.
Батурин через стол протянул ему руку. Сергей пожал ее.
– Что за рукопись, Кира?
– Я писала статью про авторов детективных романов. Ну, в том
смысле, что это сплошь романы для дебилов за некоторым исключением.
– Очень тонкая мысль, – похвалил ее бывший муж, – главное,
новая.
– Там было много разных упоминаний крови, убийств,
бандитских разборок и вообще всякой чуши. Теперь почему-то полстраницы из этой
рукописи оказались в портфеле у Костика, и милиция уверена, что это не
рукопись, а записка с угрозами.
– А что, – спросил Сергей и посмотрел почему-то на Батурина,
– это похоже на записку с угрозами?
– Да нет, – ответил Батурин, морщась, – не похоже. Но там
написано: “Если не хотите кровавых деталей, послушайтесь моего совета”. Это
очень смахивает на шантаж.
Кира закрыла глаза и застонала. Сергей глянул на нее, и ей
показалось, что глянул с отвращением.
– Зачем он носил в портфеле твою рукопись?
– Я не знаю, – холодно ответила Кира. Отвращение на его лице
сильно ее задело.
– Костик когда-нибудь носил с собой твои рукописи?
– Я не знаю, – повторила Кира, – думаю, что нет. Да это и не
рукопись, а просто полстранички!
– Полстранички с подходящим текстом. Значит, – задумчиво
пробормотал Сергей, – ему это подложили.
– Кто?!
– Тот, кому выгодно, чтобы подозревали тебя, – ответил ее
муж совершенно хладнокровно. – Пока он все делает правильно.
– Что это значит?!
– Пока подозревают именно тебя, и с сегодняшней запиской эти
подозрения, как я понимаю, усилились.
Как Кира ненавидела этот всезнайский, самодовольный,
уверенный тон! Вечно он говорил так, как будто знал что-то такое, что было
скрыто от остальных, как будто он понимал все лучше других и удивлялся, почему
остальные такие тупые.
Зачем, зачем она ему позвонила?! Ну, ладно Тим вчера
вечером, но она сама!.. Ведь знала, что не получит от него никакой поддержки,
только раздражение и дополнительную уверенность, что она на редкость глупа и
ничего не понимает в этой жизни!
– А где рукопись?
– Что?!
– Рукопись, из которой изъяты эти полстранички, – повторил
он почти по слогам, – где она?
Кира понятия не имела, где эта рукопись.
– Ну, куда ты ее дела? – продолжал Сергей. – Вспомни. Ну
что, что? Выбросила, оклеила сортир на даче, подарила Марье Семеновне на
растопку?! Что ты могла с ней сделать?
– Я не помню.
– Кира, – вступил вдруг Батурин, – вспомни. Это… хорошая
мысль.
И посмотрел на Сергея с некоторым удивлением, как будто
только за собой признавал право на “хорошие мысли”, а тут вдруг влез кто-то
еще, и тоже с “хорошей”.
– Если кто-то вытащил страничку из твоей рукописи и подсунул
Костику в портфель, значит, он знал, где эта рукопись, и видел ее.
– Для начала он должен был знать о ее существовании, –
заявил ее бывший муж и подергал свой свитер, как будто ему стало душно, –
следовательно, это кто-то из ваших, редакционных.
– Почему из редакционных? – спросила Кира растерянно. – Все
в курсе, что я пишу о детективах.
– Кто все? Соседи по подъезду?
– Да не соседи! Ну, например, Надежда знала. И Лена. –
Надежда и Лена были подругами жизни. – Они могли рассказать кому угодно.
Сергей с досадой махнул рукой:
– Это был кто-то, кто прочитал эту рукопись! Оттуда выбрали
всего одну страницу, подходящую по смыслу. Правильно? Значит, сначала ее
прочитали.
– На даче! – вдруг завопила Кира. – Точно, на даче, я
вспомнила! Я тогда болела и лежала на даче! Помнишь, когда твои родители с
Тимом уехали в дом отдыха!
– Помню, – сказал Сергей.
– Ну вот! Я целую неделю провалялась на даче! Ко мне еще
Леня Шмыгун приезжал с какими-то бумагами на подпись!
– Кто такой Леня Шмыгун? – поинтересовался Сергей у
Батурина, пока Кира закуривала.
– Наш коммерческий директор.
– Я там и писала эту статью. И рукопись должна остаться на
даче! Я ее в Москву не привозила.
– Как не привозила? – вдруг удивился Батурин. – Я же ее
читал!
– Ты читал факс. Я ее присылала по факсу, это точно. Я
думала, что ее Костик посмотрит, а он как раз укатил куда-то, и факс к тебе
попал. Помнишь, ты мне еще тогда звонил и говорил, что тон выбран неправильный,
потому что детективы читают все, нравится мне это или не нравится, и я должна с
уважением к этому относиться…
