– Лучше захоти. – Леша ласково улыбнулся. – Чтоб я тебя не
заставлял. И давай на будущее договоримся, лапочка. Еще раз выставишь меня
идиотом перед кем-нибудь, пеняй на себя. Поняла?
Он соскочил со стола и пошел к дверям, но остановился и
оглянулся.
– Сегодня вечером ты идешь со мной прошвырнуться, – заявил
он, – давай звони мамочке и говори, что ты занята. И занята будешь долго, всю
ночь. Я тебя жду в семь у твоей машины.
– Леша, слава богу, – торопливо проговорила в коридоре Магда
Израилевна, – скорей, тебя Батурин спрашивает. Что ты прохлаждаешься, не знаешь,
какой у нас сегодня день?! Аллочка, вы тоже ничем не заняты? Я сейчас сброшу на
ваш компьютер фотографии, нужно к каждой придумать маленький текст. Справитесь?
– Справлюсь, – угрюмо ответила Аллочка.
Ей хотелось плакать, и она совсем не знала, что теперь
делать.
Кира ввалилась в квартиру, швырнула портфель и плюхнулась на
пол. Рядом с портфелем.
Из глубины квартиры показался Тим. У него было настороженное
лицо, уши торчали, и волосы с одного боку примяты, должно быть, с утра.
– Мам, ты чего?
– Ничего. Устала.
– А почему ты на полу сидишь?
– Потому что я устала.
– А… ничего плохого не случилось?
Все плохое случилось вчера, когда застрелили Костика. Почти
у нее под дверью застрелили, а сегодня они с Батуриным ездили к его родителям.
Только что вернулись. С ними ездил милиционер по фамилии Гальцев.
Вспоминать об этом было тошно. Так тошно, что Кира закрыла
глаза и взялась за влажный лоб, чтобы немножко утихомирить черную птицу,
которая долбила ее лоб изнутри.
– Где Валентина?
– Она ушла, мам. Я сказал, что она вполне может уйти. Она к
врачу пошла, у нее этот… склероз.
– Ревматизм, – поправила Кира автоматически. – Почему она
мне не позвонила? Ах, да…
Она выключила телефон, когда поехала к родителям Костика. И
Батурин выключил.
Родители все равно ничего не заметили бы, даже если бы их
телефоны звонили непрерывно.
Когда Кира в сопровождении капитана Гальцева спускалась к
машине, тот спросил у нее, как бы между прочим, когда Костик стал ее любовником
и почему они расстались.
Костик никогда не был ее любовником. Поэтому они никогда не
расставались.
За всю жизнь у нее появился только один любовник – Сергуня.
До него был Сергей – муж, любовник, все на свете.
– Мам, хочешь есть? – Тим придвинулся поближе. – Валентина
мяса натушила и сделала такую штуку с картошкой.
Кира не хотела есть, но сказала, что хочет, чтобы не пугать
Тима.
– А… папа где?
– Я не знаю.
Лицо у него вытянулось.
– Как? Он же сказал, что к тебе на работу поедет!
– Он был у меня, но потом уехал, и я его больше не видела. Я
не могла с ним заниматься, у меня выдался очень трудный день.
– И он тебе не позвонил? – упавшим голосом спросил Тим.
– Нет, – отчеканила Кира, – с чего ты взял, что он должен
мне звонить? Что ты все придумываешь, Тимка?! Я тебя умоляю, остановись. Ты
ведь уже большой.
– Ну и черт с вами! – неожиданно злобно закричал сын.
Отец ужасно его обманул. Он сказал, что приедет, а уже почти
восемь, и, конечно, он не приедет, и весь хитрый и тонкий план рухнул, а он так
старался, так верил в свой план!..
– Тим, мы сто лет назад развелись. У многих родители
разводятся, не только у тебя!
– Плевать мне на многих! – заорал ее ребенок и сделал
неприличный жест. – Мне на всех плевать!
– Тим!
Он повернулся к ма.тери спиной и хотел гордо уйти в свою
комнату, но не выдержал и зарыдал. Зарыдал постыдно, громко, на всю квартиру.
Как же так?.. Зачем отец его обманул? Он никогда не врет,
его отец! Он сказал, что вечером приедет к ним, а козлина не приедет, и Тим
проводил его до двери и долго смотрел с балкона вниз, на огни машины, пока
Валентина не загнала его обратно в комнату. Оставшиеся полдня он просидел как
на иголках, караулил телефон и даже уроки сделал, чтобы порадовать мать, когда
она вернется с работы, и даже к Илье не пошел, потому что отец мог звонить, а
он так его обманул!..
Мягкие, вкусно пахнущие духами и сигаретным дымом руки
обняли его за голову и прижали к себе. Он стал вырываться, выкручиваться и даже
топнул ногой, но жалость к себе и обида на весь мир пересилили гордость, и он
обнял мать, и начал унизительно всхлипывать, и тереться лицом о черную ткань
водолазки, которая тоже пахла так привычно и славно, и стал пристраивать голову
на круглое плечо и подставлять щеку, чтобы мать поцеловала его, и она тоже
заплакала, и ее слезы капали ему на макушку и на шею и были такими горячими,
что он наконец перепугался.
– Мам, ты чего?
– Ни… ничего.
– Мам, ты… перестань.
– Сейчас перестану.
Но она не перестала, а заплакала еще громче, и Тим вместе с
ней, и, обнявшись, они оба уселись на пол, рядом с брошенным портфелем, и
подвывали, и утирались, и тыкались друг в друга лбами.
Как открылась дверь, ни один из них не заметил.
– Господи боже мой, – сказал отец в изумлении, – что здесь
такое? Вы что, с ума сошли?
Тим не поверил, что он приехал.
Он моментально перестал рыдать, икнул от недавнего горя и
уставился на Сергея, приоткрыв рот.
Отец стащил ботинки, швырнул на вешалку куртку, подошел и
присел рядом с ними.
– Чего вы ревете?
Ни за что на свете Тим не признался бы ему, что он ревет
из-за него. Из-за того, что его так долго не было.
– Мама… расстроилась, – пробормотал он и шмыгнул носом. От
счастья он не мог смотреть на отца, косил в сторону, – и я вместе с ней.
– Он думал… что… ты… не… приедешь, – всхлипывая, выговорила
Кира, – он… решил, что… ты… его… надул. Ты что, не мог ему позвонить, идиот
проклятый?!
Потянулась, обняла Сергея за шею так, что ему пришлось
опереться рукой, чтобы не упасть, уткнулась носом в его шею и зарыдала с
удвоенной силой. Сергей прижал ее к себе.
– Ну-ну, – тихо сказал он и покачал ее из стороны в сторону,
– были у родителей, да?
Кира кивнула, не поднимая головы.
Сергей гладил ее по спине и по коротко выстриженному
затылку, потом тихонько подвинулся и сел, прислонившись спиной к стене, чтобы
удобнее было ее гладить, а с другой стороны к нему привалился Тим, который от
переизбытка чувств сопел, как паровоз, и все отводил глаза.
