Они остановились одновременно.
– Мы не можем, – сказала Кира.
– Да, – согласился Сергей.
Дыхание чуть-чуть сбивалось, но он справится с ним.
Он был уверен, что справится. Еще бы он не справился!.. Вот
сейчас и справится, через секунду!..
Он злобно потянул носом, ненавидя себя за слюнтяйство. Кира
взяла его за руку, повернула и стала смотреть в ладонь.
– Почему ты ко мне пристаешь?
Потому что я тебя люблю, чуть было не ответил Сергей. Потому
что я замучился без тебя. Потому что год – это очень долго, а мы не виделись
гораздо больше, чем год. Мы перестали разговаривать и смотреть друг на друга
задолго до развода. Потом мы возненавидели друг друга, но, кажется, это были не
мы.
Или мы?
Кира взяла его за щеки и прижала лбом к своему лбу. Он
старался не делать никаких движений, чтобы не увязнуть еще глубже, так, что не
выберешься.
– Серый, я… так давно… ужасно давно…
– Давно, – согласился он.
– Ты… не приставай ко мне… я не справлюсь, а потом…
– Да, – опять согласился он.
Легко было говорить себе, что он не должен, не может, что
больше никогда и ни за что. Он наклонился и потерся щекой в ее щеку.
– М-м… – выдохнула она.
Чайник на заднем плане бурно задышал и щелкнул кнопочкой.
Кира оторвалась от Сергея, метнулась к холодильнику и
распахнула его.
– Хочешь колбасы? – спросила она оттуда.
– Нет.
– А йогурта?
– Нет.
– А сыра?
– Кира, закрой холодильник и сядь, – велел он, строго
контролируя каждое слово. – Я тебе обещаю. В общем, я постараюсь.
– Хорошо, – согласилась Кира, – только ты рассказывай мне
про убийство и больше ни о чем не спрашивай. Ладно?
– Ладно. Ты не знаешь, зачем мы развелись?
– Сергей!
– Да, – быстро сказал он и потер лицо, – про убийство так
про убийство. На чем мы остановились?
Они остановились на том, что он стал прижимать ее к себе, и
тереться щекой о ее макушку, и целовать за ухом, и она обнимала его и даже
несколько раз переступила ногами, чтобы быть поближе к нему.
– Как ты думаешь, разбудить его?
– Пусть спит.
– Он хотел чаю.
– Кира, он же не проспит здесь всю ночь! Проснется, и дадим
ему чаю.
– Он так тебя ждал. Рыдал из-за того, что тебя не было.
– Я приехал.
Он приехал, сел рядом с ней на пол и стал ее качать, как
маленькую, а потом повел в ванную и ужинать, и беда отпустила, вынула из Киры
кривые желтые когти, перестала терзать, хоть на время.
– Что ты говорил про редакционные дела и про то, что здесь
были только свои?
– Марья Семеновна сказала мне, что не было чужих. В твоих
бумагах мог копаться только кто-то из редакции, правильно? Ну, потому что
никому из наших соседей нет дела до твоих бумаг на даче в Малаховке!
– Конечно, нет, – согласилась Кира.
– Вот и выходит черт знает что! – выпалил Сергей, злобно
прихлебывая огненный кофе. – В подъезде никого из редакционных не было. В
Малаховке был кто-то из редакции. И дальше что?
– Что?
Он раздраженно пожал плечами.
Кира поболтала ложечкой в своей чашке. Она растворимый кофе
терпеть не могла, хотя все пятнадцать лет совместной жизни с любителем кофе из
банки честно пыталась приучить себя к нему.
– Сереж, а может, в Малаховке был вор? Ну, обычный дачный
жулик. Сейчас кругом полно жуликов.
Сергей опять посмотрел на нее жалостливо – студентка
оказалась даже более тупой, чем профессор предполагал поначалу.
– Обычному дачному жулику не нужны бумаги из письменного
стола. Обычный дачный жулик не ездит на машине. И машина какая-то улетная, не
вот тебе “Запорожец”! Кроме того, я совершенно уверен, что в нашем подъезде
вчера был чужой. Несмотря на Марью Семеновну.
– Какой чужой?
– Такой. У соседей собака.
Кира улыбнулась:
– Я знаю. Мася. Помнишь, она Тимку тяпнула? Мы только-только
переехали, сто лет назад.
– Не помню, – ответил Сергей. Он и вправду не помнил. – Так
вот, эта Мася лаяла, как бешеная. Как раз после восьми часов. Мне хозяева
сказали. Еще они сказали, что у нее маразм, и она, бывает, просто так брешет,
но я уверен, что вчера она не просто так брехала. Не может быть, чтобы она
впала в маразм, как раз когда на лестнице… убивали Костика. Был кто-то чужой,
Кира. И Мася его чувствовала.
– Но если ты говоришь, что Марья Семеновна… – начала Кира
растерянно.
– Я не сыщик из сериала! – возмутился он потихоньку, чтобы
не разбудить Тима. – Я сам ничего не понимаю! Есть два события, и я не знаю,
имеют ли они отношение друг к другу!
– Какие… два события?
– Первое – твои бумаги в Малаховке и попытка их украсть.
Второе – смерть Костика и опять твои бумаги, только у него в портфеле.
– Не бумаги, а бумага. Полстранички.
– Хорошо, полстранички. Кто знал о статье про детективы, о
том, что ты пишешь от руки, о том, что рукопись у тебя на даче? Батурин, сам
Костик, две эти барышни…
– Верочка Лешенко и Аллочка Зубова, – подсказала Кира, – и
еще Магда Израилевна, Стае, Катя Зайцева…
– Стоп, – приказал Сергей. Кире показалось, что он вполне
вошел в роль сериального сыщика, зря прибедняется, – при чем тут Магда
Израилевна и Катя?
– При том, что они тоже знали, что я пишу про детективы…
– И знали, что именно на даче? – язвительно спросил Сергей.
– И знали, что рукопись осталась в Малаховке, когда детективы заменили на
художника, который помер?
– Сереж, при чем здесь вообще эта рукопись, если она
осталась нетронутой?! Ты сам сказал, что искали явно не ее!
– Сегодня – нет, не ее. Но, черт возьми, неужели непонятно,
что кто-то когда-то должен был видеть твою рукопись, читать ее, знать, о чем
она, и вытащить из нее те самые полстранички! Кто и когда мог вытащить, если
рукопись не уезжала из Малаховки, и даже твой Батурин получил ее по факсу?!
Только тот, кто был у тебя тогда! То есть Леня Шмыгун, Верочка, Аллочка,
Валентина и Батурин, который не заходил и которого никто не видел, кроме
соседа!
