– Зеленый чай! – Она улыбнулась, приподняла чайник и
показала ему. Чайник был белый, в выпуклых розовых цветах, накрытый салфеткой с
вышитыми на ней утками. – Я могу с тобой поделиться!
Сергей не хотел зеленого цейлонского чая для беременных. Он
хотел Кириного кофе.
– Как там Кира? Нам скоро уже уезжать, Данилка боится,
говорит, что лететь надо сейчас, а не когда до родов останется неделя. А вот я
почему-то ничего но боюсь, хотя мама мне сказала, что это очень трудно, когда
ребенок. Трудно, да, Сереж?
– Трудно. Лен, я хотел у тебя спросить…
– А с Кирой я только один раз виделась! Ой, она такая важная
стала! Она работает, да?
– Да. Лен…
– А я так и не работаю. Знаешь, мне так неохота на работу
ходить! Ну, сейчас-то смешно работать, но я целый год не могла себя заставить.
Я, правда, хотела, а потом решила – что я буду мучиться? Зачем?! И не пошла. А
Данилка говорит, что самое главное, чтоб я дома была, когда он приезжает, а на
работу наплевать. И няню нашел! – хвастливо сказала она и потрогала свой джинсовый
живот, словно проверяя, на месте ли он. Живот был на месте. – Говорит, что няня
такое серьезное дело, к которому надо заранее готовиться, а я ни за что не хочу
к ребенку чужого человека подпускать! А, Сереж? Ну, мама приедет. И его, и моя.
Пусть бы лучше мамы, а?
– Наверное, лучше, – согласился Сергей.
Почему она ни слова не говорит ему о вчерашнем чрезвычайном
происшествии?! Вряд ли ей нет никакого дела до того, что вчера в подъезде был
обнаружен труп. Данила Пухов сказал Сергею, что “Ленка напугалась до смерти” и
даже утром не хотела отпускать его на работу, а теперь щебечет, как райская
птичка, хотя прекрасно знает, что Сергей, можно считать, участник драмы, как и
Кира – главное действующее лицо.
– Лен, я утром видел Данилу…
– Встретились?! – радостно перебила она. – Он про тебя
спрашивал, а Марья Семеновна сообщила, что вы с Кирой развелись. Мы так и
подумали, что врет она все. Не могли вы развестись. Я Данилке так и сказала,
что это просто… временно. Правильно, Сереж?
– Мы в самом деле развелись. Больше года назад. Год, два
месяца и… Он едва сдержался, чтобы не посмотреть на календарь и старательно
сосчитать дни.
– С ума сошли! – огорченно воскликнула Лена. – Нет, ну,
правда! Это ужасно! Я как подумаю, что когда-нибудь разведусь с Данилкой!..
Глаза у нее налились слезами, и Сергей торопливо произнес:
– Лен, все будет хорошо. Вы же не такие дураки, как мы с
Кирой! Я хотел у тебя спросить.
– Что? – Она утерла глаза, как маленькая, и снова засияла,
как будто и не собиралась рыдать.
Непостижимая ни для какого мужика, загадочная и удивительная
женская природа.
– Ты вчера… до того, как… как все случилось, никого не
видела? В подъезде или может быть, в окно?
Жена хоккеиста Пухова, беременная, славненькая, занятая
только собой и вышеупомянутым хоккеистом, и еще их будущим ребенком и тем, что
лучше – нянька или родная бабушка, вдруг вся заледенела. Сергей видел, как
ледяной панцирь, как называли в школе Антарктиду, накрыл ее с головы до ног.
Даже выражение лица стало неопределенным, как будто толстый слой льда закрыл
его, и изображение стало двоиться и расплываться.
Это еще что за дела?!
– Я… ничего не видела, – заявила она фальшиво. – Что я могла
видеть?
– Не знаю, – сказал Сергей, стараясь не пропустить никаких
изменений в панцире, – может, какого-нибудь незнакомого слесаря с чемоданчиком
или мужика в черной маске, камуфляже и с винтовкой с оптическим прицелом?
– Нет, – решительно ответила она, – я никого не видела. А…
почему ты спрашиваешь?
– Ну, потому что Костик – начальник Киры, и она очень
нервничает и плачет даже. Я хочу понять, кто мог его убить.
– Ты все равно ничего не поймешь! – крикнула Лена, и в
голосе ее явственно послышалось отчаяние. – А я ничего, ничего не видела! И
никого!
– Совсем никого? – осторожно уточнил Сергей.
– Нет, – опять крикнула она, – никого!
И мелкими жадными глотками отпила цейлонского чая для
беременных, и со стуком поставила на блюдце чашку.
– Что? – спросила она у Сергея. – Что ты смотришь? Я же тебе
говорю – я никого и ничего не видела! Я лежала и спала! Все!
– А… Данила не приезжал?
– Когда Данила приехал, тут уже было полно милиции, и на
лестнице, и внизу, и везде! Я перепугалась ужасно! Он приехал и меня успокоил!
– Лен, – осторожно спросил Сергей, – что случилось?
– Ничего не случилось, – ответила она фальшивым “русалочьим”
голосом, – все в порядке. А что такое?
– И… выстрела ты тоже не слышала? – уточнил Сергей.
– Нет! Я не слышала ни-че-го!
– И в окно не смотрела?
– В окно я видела только вашу Валентину! – крикнула Лена с
отчаянием. – И все, и больше никого! Она выскочила и помчалась в сторону метро,
как паровоз. Что ты ко мне пристал?! Данилка вчера велел, чтобы я не
нервничала, а ты ко мне пристал!..
– Прости, пожалуйста, – пробормотал Сергей, – я не хотел тебя
огорчать.
Не хватало ему только проблем с нежным мужем, который велел
жене “не нервничать”, а Сергей своими дурацкими вопросами “разбередил ей душу”.
Дело оказалось сложнее, чем Сергей предполагал поначалу.
Кажется, именно так и бывает с классическими сыщиками из детектива.
Сначала они уверены, что дело не стоит выеденного яйца: “Это
дело на одну трубку, Ватсон!” Потом они “заходят в тупик”: “Никогда в жизни у
меня не было такого сложного дела, Ватсон!” Потом они начинают “приближаться к
разгадке”: “В темноте забрезжил свет, Ватсон!” И, наконец, разгадка –
ослепительная в своей простоте, и признание, что дело все же было “на одну
трубку”.
Лена Пухова нервничала из-за смерти Костика ничуть не
меньше, чем Кира Ятт. Костик был другом и начальником Киры и шел именно к ней,
когда его застрелили. При чем тут Лена Пухова?!
Этот проклятый свет когда-нибудь забрезжит или нет?!
– Сереж, – сдавленно попросила Лена, – мне надо… прилечь.
Извини.
И голос, и фраза, и слово “прилечь” казались ненатуральными,
как пластмассовая ваза, расписанная “под Хохлому”, и Сергей быстро и невнятно
попрощался.
Ему нужно было срочно навестить няню с ребенком, которые
вечером выходили на детскую площадку. Выходили так поздно, потому что мать, по
мнению Марьи Семеновны, бесценного источника правдивой информации, в это время
околачивала груши. Должно быть, в переводе с народного это означает – работала.
