Сергей посмотрел на нее. Кажется, на этот раз он озадачил ее
по-настоящему. Лиловые веки хлопали, как крылья совы, лиловые губы разошлись,
так что виден был блестевший между ними золотой зуб, и даже берет – “бэрэт”,
произносила Валентина, – выражал целое море чувств.
Нет, не море. Океан.
Нет, не океан. Вселенную. Вселенную чувств выражал
Валентинин “бэрэт”.
Сергей скрутил плед, которым накрывался, в бесформенный ком
и затолкал в ящик под диваном. Кира ненавидела, когда он так “складывал” вещи,
а он только так и складывал.
– Ну, что скажете?
– Я надеюсь… вы шутите, Сергей Константинович? –
пробормотала бедная Валентина. – Это ведь… шутка?
Сергей сам не знал, шутка это или нет. И по Валентининому
лицу определить ничего не удалось.
– Получается так, что больше некому, – заявил он, задумчиво
рассматривая собственную физиономию в стекле книжной полки. Валентинина
физиономия в нем тоже отражалась, и ему вдруг стало смешно, что нынче он такой
заправский сыщик.
– Почему… некому? – спросила Валентина. – А разве кошмарный
преступник…
– Да что-то не выходит у меня ничего с кошмарным
преступником!
– А разве…
Да, подумал Сергей, дело плохо. И еще хуже то, что он
отлично понимал Киру, которая кричала ночью что-то вроде “руки прочь от моей
семьи”. От Валентины с ее лиловыми глазами, “бэрэтом”, золотым зубом, плюшками,
которые она вечно пекла Тиму “в утешение”, любовью к чудовищным дамским романам
и первым весенним цветочкам, с ее высокопарной речью и готовностью мчаться
помогать по первому зову, со смешными ужимками старой девы и неистовой
преданностью семье!..
Семье Сергея и Киры.
– Во сколько вы ушли отсюда позавчера?
– Я же говорила, – пробормотала Валентина и сорвала с головы
“бэрэт”, – как только Кира…
– Во сколько это было?
– Я же говорила. После семи, по-моему…
– И сразу ушли домой.
– Сразу, да, – подтвердила Валентина. Сергей подумал, что
она сейчас заплачет, и стиснул зубы. – Я пошла потихоньку по лесенке, потому
что лифт не работал, а у меня…
– Радикулит, – перебил он, – я знаю. Валентина, это очень
важно. Кого вы видели на лестнице или возле дома?
Глаза у нее налились слезами.
– За что вы меня мучаете? – спросила она Сергея. – Я ни в
чем не виновата!
– Кого, Валентина? Вспомните. Вы должны.
– Сереж, вставай! – прокричала откуда-то Кира. – Тим, ты
тоже вставай. Сейчас мы все опоздаем.
Ужас перед возможным опозданием был навязчивой идеей его
жены. Она никогда и никуда не опаздывала.
Валентина оглянулась в ту сторону, откуда слышался Кирин
голос, и на лице ее отобразилась тоска. Больше всего на свете ей хотелось
мчаться туда и принимать участие в привычных и безопасных утренних хлопотах, и
собирать ребенка в школу, и называть Киру Кирочкой, и декламировать из
Бальмонта – как всегда.
– Валентина, кого вы видели?
– Никого, – мучительно выдавила она, – никого. На улице я не
обратила внимания, потому что мне… У меня прострел…
– Какой прострел? – не понял Сергей, которому с некоторых
пор везде начали мерещиться пистолеты.
Валентина всхлипнула и утерлась платочком, вынутым из
рукава. На платочке были вышиты лютики и инициалы.
– Спина. Сергей Константинович, надо ли так меня терзать? Я
ведь даже… – Тут она завсхлипывала быстрее. – Я ведь даже не знала бедного
мальчика, а он… такой молодой…
– На улице тоже никого не видели?! – рявкнул Сергей,
чувствуя себя фашистом из “Семнадцати мгновений”, истязаюшим женщин и детей.
– Нет… Никого. Я… у меня прострел. Я шла медленно, и под
ноги только смотрела, все боялась, что упаду.
– Господи, что тут происходит?! – изумилась Кира. –
Валентина, почему вы плачете?! Сереж, ты что?
– Ничего.
– Кирочка! – возопила Валентина, потянулась и припала к ее
груди. – Кирочка, он меня… допрашивает!
– Сергей!
– Ничего я не допрашиваю, – растерянно оправдывался он, – я
пытаюсь выяснить, кто был на улице, когда она вышли из подъезда, только и
всего.
Валентина бурно зарыдала.
– Мама! – фальцетом закричал Тим. – Мам, где мои черные
штаны?!
– Не плачьте, Валентина, и не обращайте на него внимания, вы
же знаете, что он у нас… бесчувственный и не умеет разговаривать с людьми. –
Убийственный взгляд в сторону мужа.
– Мам, я не могу найти штаны!
– Тимочка, – провсхлипывала Валентина, – я вчера их
постирала, мальчик. Посмотри в гардеробе на вешалке. С правой стороны. Правее
куртки.
– Мам, чем это воняет?!
– Должно быть, это убежало молоко, – решила Кира и добавила:
– Все из-за тебя, Сергей!
– Нет-нет, – неожиданно запричитала Валентина, – Сергей
Константинович ни при чем, это я забыла о своих утренних обязанностях.
Простите, простите меня!
Тут она подскочила, поцеловала Киру и тяжелой рысью побежала
в сторону кухни.
– Ты ненормальный. Что ты к ней пристал?
– Я нормальный. Мне нужно знать, что здесь произошло. Я могу
узнать это только одним способом – заставить всех отвечать на вопросы.
– Ты инквизитор, – в лицо ему выпалила Кира.
– Пап, привет, – сказал Тим. В голосе было удивление, как будто
он не ожидал его увидеть.
– Штаны нашлись?
– Ясный перец.
– Нужно самому знать, где твои вещи, а не спрашивать у
Валентины.
– Да ладно, мам.
– Не “да ладно”, а нужно следить за своим барахлом!
– Я слежу!
– Я вижу, как ты следишь! Валентина постирала твои брюки, а
ты знать не знаешь!
– Ясный перец, что не знаю, ведь не я стирал!
– И очень плохо!
– Брейк, – объявил Сергей, – счет по очкам равный. Окончание
матча переносится на вечер.
– Мне надоела твоя убогая терминология, – отчеканила Кира и
ушла.
Тим и Сергей переглянулись.
– Она чего? Злится, да, пап?
– Она расстроена из-за того, что убили Костика, а мы до сих
пор не знаем, кто это сделал.
