Тут Валентина упала в обморок, повалилась прямо на Киру.
Пока Кира приводила ее в чувство, брызгала в лицо водой,
совала к губам стакан, подпихивала подушку, Сергей молчал и думал.
– И вы… догадались? – просвистела Валентина, едва Кира
заставила ее сесть прямо, и взор ее перестал мутиться. – Вы не поверили, что это
– я?!
Сергей хотел сказать – нет, не поверил, но это было бы
неправдой. Он верил, не очень долго.
– Пап, как ты понял, что это не она? – Тим сгорал от
любопытства и был совершенно спокоен, и очень гордился Сергеем.
– Василиса сказала, что Валентина прошла мимо них и почти
побежала в метро. Валентина не могла бежать, у нее радикулит. Прострел, –
повторил он, смешно наморщив нос, – да еще аллергия.
– При чем тут аллергия?!
– Не скажу, – ответил Сергей весело.
В Малаховку Кира увязалась за ним. Впрочем, он был почти
уверен, что так и будет, и отчасти даже планировал это, когда приехал и
сообщил, что едет на дачу.
Она не сказала ему ни слова, но, когда он стал собираться,
оказалось, что у входной двери уже стоит ее рюкзачок, а в нем узкий серебряный
английский термос и два яблока, и сама Кира показалась в коридоре – в плотных
джинсах и тугом свитерке, челка решительно заправлена за ухо.
– Я с тобой, – объявила она безапелляционно. – Валентина
останется с Тимом. Она согласилась у нас переночевать.
– Возьми телефон, – посоветовал Сергей, – у моего батарейки
сдохли, а зарядник в машине.
Кира посмотрела на него с подозрением. Он должен был начать
спорить, ругаться и не брать ее с собой, она даже к бою подготовилась, но он
обувался и на нее не смотрел.
Что бы это значило?
– Мам, пока! Пап, пока! – крикнул Тим из ванной. – Пап, а ты
к нам приедешь?!
– Посмотрим, – пробормотал отец себе под нос, и ни Кира, ни
его сын не стали уточнять, на что именно он посмотрит.
– Зачем мы едем? – спросила она в машине. – Ты что-то там в
прошлый раз забыл?
Устраиваясь в дорогу, она включила радио – “позови меня на
закате дня, позови меня, грусть-печаль моя…”, – выложила сигареты, расстегнула
куртку и повозилась на сиденье, прилаживаясь к ремню.
– Мы едем в засаду. – Сергей перестроился в правый ряд и
заставил себя не слишком давить на газ. Утром, проехавшись с ним, Кира
выглядела несколько подавленной и глубоко несчастной.
– Куда мы едем? – не поверила она.
– В засаду. То, что искали на даче, искали и у тебя в кабинете.
Это очевидно. Раз перевернули кабинет, значит, на даче не нашли. Сдается мне,
что в кабинете тоже не нашли.
– Почему?
– Батурин уехал в полдесятого. В двенадцать в здании обход,
я спросил. До обхода вор должен был уйти, или пришлось бы остаться на ночь, а
это рискованно. Утром его могла застать уборщица или лифтерша. Значит, у него
было два часа. Сколько метров у тебя в кабинете?
Кира посмотрела на него.
– Ты думаешь, он не успел?
– Да. Думаю, что не успел. И еще я думаю, что он так все
разнес от отчаяния – именно потому, что не нашел того, что искал. Если нам
повезет, сегодня он сделает еще одну попытку. В твой кабинет он больше попасть
не может. На даче его спугнул я. Он должен попробовать еще раз, он ведь не до
конца все посмотрел! И именно ночью, потому что днем там Аристарх Матвеевич с
пластмассовой берданкой. В дозоре. Мы с ним так договорились.
Кира закурила. Лицо в свете приборной доски казалось
угловатым и заостренным.
– Кто он, Сереж?
– Посмотрим.
– Почему ты не хочешь мне сказать?
– Я не уверен. Я скажу, и неправильно – зачем?
– Затем, что я волнуюсь, черт тебя побери! – крикнула Кира.
– Ты просто бесчувственное бревно!
– Я всегда бревно, – согласился он, – тебе не повезло. Такой
расклад.
– А он… не вооружен?
– Нет, – сказал Сергей. На самом деле он ни в чем не был
уверен. – Скорее всего нет. По-моему, это мирный обыватель, а не убийца.
– Что он ищет?
– Посмотрим, Кира.
– А… записка в портфеле у Костика дело рук этого… обывателя?
– Нет, – сказал Сергей, – записку подложил убийца. В этом я
как раз уверен.
– А кто убийца? Ее муж засмеялся:
– Я не знаю! Правда.
– Ты узнаешь? – требовательно спросила Кира, не принимая его
веселья.
– Я постараюсь, – пообещал он. – Машину придется оставить
возле дальних соседей.
“Дальними” назывались соседи, которые жили через переулок от
них.
– В тот раз он мог видеть мою машину, хотя я сомневаюсь.
Слишком быстро бежал. Но все равно от греха подальше. Вдруг мы его спугнем?
– Ты будешь Глеб Жеглов, а я Шарапов, – неожиданно сказала
Кира, – мы с тобой идем накрывать банду Горбатого.
– Банды нет, – заявил Сергей, – есть один только Костя
Кирпич.
– Так мы идем на Костю Кирпича? – пренебрежительно протянула
Кира. Ей было страшно. – Всего-то?
Он не ответил. Очевидно, думал, а когда Сергей Литвинов
думал, он никого и ничего не слышал.
В Малаховку джип въехал, когда стало совсем темно, и плотный
мрак, который бывает только ранней весной и поздней осенью, лег поперек дороги,
и желтые столбы мощных фар вырезали из него продолговатые куски и швыряли
навстречу машине.
– Как темно, – тычась носом в стекло, потому что машину
бросало на ухабах подмосковной дороги, сказала Кира, – сто лет здесь не была.
Так люблю. А ты?
– И я. Помнишь, мы хотели за городом жить?
– У нас тогда денег было мало.
Сергей хотел сказать, что теперь “на загород” им вполне
может хватить, но вовремя спохватился, что “их” нет. Есть отдельно он и
отдельно она, и каждому по отдельности “загород” был не нужен. Вот ведь
странность какая.
– Приехали.
Он заглушил мотор и некоторое время посидел молча. Кира
смотрела в стекло и тоже молчала.
– Фонарь, – сам себе сказал Сергей, – свет мы не будем
зажигать.
– Без света страшно, – тоненьким голоском заявила Кира.
Она всегда смешно боялась темноты, он знал.
– Пошли.
– А кофе?
