Не отрывая от них глаз, Кира подтащила Аллочку повыше –
тащить было трудно, потому что Аллочка ничем ей не помогала, руки болтались,
ноги беспомощно волоклись по плиточному полу – сантиметр, еще сантиметр, еще
один.
Лоб у Киры вспотел.
Если она застонет, ее убьют. Они услышат и убьют ее, потому
что это будет их раздражать, или потому, что она стонет, когда они приказали не
стонать. Ее нужно подтащить к себе и заткнуть ей рот. Как-нибудь. Чем-нибудь.
Чтобы она могла дышать, а стонать не могла.
Если они увидят, что я шевелюсь, меня тоже убьют. Мне
приказали не шевелиться. У них автоматы, и им все равно, жива я или нет. У них
автоматы, и они не чувствуют ничего, стреляя в людей.
Что вы чувствуете, когда прихлопываете наконец комара,
который звенит у вас над ухом? Облегчение? Радость? Сострадание? Да нет же! Вы
не чувствуете ничего, совсем ничего, потому что вам нет до комара никакого
дела, до его жизни и смерти, до его предназначения, возраста, материального и
семейного положения!
Спасибо за внимание, с вами был Ларри Кинг в программе…
Кира закрыла глаза и тут же вновь их открыла, потому что
один из них вдруг быстро пошел в ее сторону, придерживая болтающийся на плече
автомат. Кира знала, что он идет убивать ее.
Она перестала тянуть Аллочку и уткнулась носом в пол. По
крайней мере, она не станет на это смотреть.
Она не будет смотреть, как ее убивают.
Нужно потерпеть, наверное, недолго. Потерпеть, только и
всего. Она перетерпит, а потом увидит все это сверху – вестибюль, плиточный
пол, залитый кровью, трупы охранников, насекомых в масках, Аллочку, мертвого
Батурина.
Может быть, он еще не слишком далеко ушел, и она догонит его
по дороге. Вдвоем не так страшно. Хотя там, дальше, и так не страшно. Страшно
здесь, перед порогом. А там…
Трусиха, говорил Сергей, посмотри, какой хорошенький, и
показывал ей паука, а она визжала и боялась.
Почему она боялась паука? Разве паука можно бояться?
Секретарша вбежала в кабинет и замерла на пороге, хватая
ртом воздух, как будто сошла с марафонской дистанции за три метра до финиша.
– Что? – спросил Сергей недовольно. Она молчала, только
открывала и закрывала рот. Он передразнил ее – едва заметно.
– Что?! – повторил он. – Да что с вами?!
– Сергей… Константинович… – прохрипела секретарша.
– Я! – бодро, как на линейке, отозвался Сергей. – Что
случилось, Ирина Федоровна? Переворот? Крах? За один рубль дают тридцать
долларов?
– Кира… Кира… Михайловна…
– Да. Звонила? Заезжала? – Сергей швырнул бумаги и вдруг
забеспокоился – секретарша тряслась с головы до ног и на самом деле не могла
связать двух слов.
– Нет… нет. Сергей Константинович, там у них… беда.
– Где беда? Какая беда? У кого – у них?!
– В редакции, – секретарша выпалила это ему в лицо и вдруг
опустилась на стул, как будто совсем обессилев. Сергей, наоборот, вскочил.
Затылку стало холодно.
– Что в редакции?! Да будете вы говорить или нет?!
– Бандиты напали, – скороговоркой сказала секретарша, – по
телевизору… в новостях… экстренный выпуск. Только что.
– Ка… какие бандиты?! – крикнул Сергей, понимая, что это уже
случилось, хотя он так толком и не понял, что именно, но оно случилось, самое
плохое, что только могло случиться, и ничего уже не вернуть, и ничего не
поправить, и это изменит все, как меняет война, или гибель Атлантиды, или
падение Тунгусского метеорита.
Ирина Федоровна посмотрела на него – в глазах у нее было
озеро из слез, страха и любопытства.
– Бандиты напали, – непонятно начала она, – и всех держат в
заложниках. Говорят, что есть… убитые. Несколько человек. Говорят, будут
штурмовать. Что делать, Сергей Константинович?!
Некоторое время он смотрел на нее. Потом, сбрасывая со стола
бумаги, которые падали и разлетались по всей комнате, проворно откопал на столе
телевизионный пульт и нажал кнопку.
В эфире было полное и безмятежное спокойствие. На первом
канале придурковатый милиционер чистил пушку. На втором придурковатый певец пел
песню. На третьем придурковатый комментатор говорил речь. На четвертом…
– …пока не сообщается. Сейчас в прямом эфире наш
корреспондент Максим Бобров. Максим, что в данный момент происходит на месте
событий и есть ли уже комментарии официальных лиц?
– Здравствуйте, Катя. К сожалению, мы находимся довольно
далеко от здания редакции еженедельника “Старая площадь”, которое три часа
назад было захвачено террористами. Прибывший на место происшествия спецназ оцепил
здание и несколько прилегающих улиц, и пресса сразу оказалась за линией
оцепления. Насколько я знаю, движение на улице Маросейка закрыто, и сейчас идет
эвакуация людей и припаркованных машин. Ожидается прибытие мэра Москвы, но пока
не сделано ни одного официального заявления по поводу разыгравшейся здесь
трагедии…
– Максим, есть ли сведения о жертвах? – встряла ведущая, и
корреспондент в кадре поплотнее прижал наушник. Вид у него был очень юный и
странно растерянный.
– По словам очевидцев, беспорядочная стрельба в здании
еженедельника продолжалась довольно долго, хотя вряд ли сотрудники редакции и
даже охрана могли оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление террористам.
Известно совершенно точно – когда на место событий прибыло руководство МВД, на
чем настаивали бандиты, из окна на втором этаже был выброшен труп. Это сделано,
чтобы продемонстрировать серьезность их намерений по отношению… к заложникам, и
здесь говорят, что…
– Максим, известно ли, сколько в здании террористов?
– Пока… пока нет, но один из руководителей отряда быстрого
реагирования, с которым мне удалось переговорить, сказал, что от трех до семи
человек.
– А требования? Какие требования выдвигают бандиты, Максим?
– Об этом тоже ничего пока… не известно, как и о том, будет
ли предпринят штурм здания, или спецслужбы позволят террористам покинуть его.
Отсюда само здание мы не видим, видна только стоянка и…
Камера мазнула по кустам и углам домов, по голым веткам
деревьев, уткнулась в грязный ряд далеких машин, и Сергей увидел красный
“Фиат”.
Красный “Фиат”, принадлежавший его жене. Все, почему-то
подумал он, и это слово колокольным звоном ударило в виски и в уши. Все.
Она там.
Он прибавил громкость так, что голос корреспондента загремел
в тесном кабинете, и секретарша сильно вздрогнула на своем стуле.
– …тоже ничего нельзя сказать, хотя нам только что сообщили,
что руководитель Центра общественных связей ФСБ должен через несколько минут
сообщить журналистам…
