– Хотите сигарету, – предложила она, – и, может быть, пойдем
в квартиру?
Сигарету он только что бросил прямо на чистый, как будто
отмытый шампунем, плиточный пол, и теперь она там лежала, скрюченная и
сплюснутая, и отравляла ему жизнь.
Женщина была бледна и держалась прямо, с преувеличенным
достоинством.
То ли боится, то ли переживает, решил капитан. Посмотрим,
что тут у нас такое. Капитану не хотелось, чтобы этот был “глухарь” – квартал
кончается, надо бабки подбивать, статистику наводить, а тут – бац! – “глухарь”!
– Пойдемте, – еще раз пригласила она. В голосе была
напряженная настойчивость. Капитан оглянулся на площадку и понял, в чем дело.
Мужики в грязных белых халатах взваливали на носилки труп –
мертвые руки мотались по бокам, один щегольской лакированный ботинок слетел с
ноги, и открылась узкая ступня в черном носке, капли черной крови падали на
плиточный пол – не потому, что убитый все еще истекал кровью, а потому, что его
одежда насквозь пропиталась ею.
– Костик, – пробормотала женщина, и капитан Гальцев
посмотрел внимательно, – господи, этого просто не может быть..
– Чего не может быть?
Она не взглянула на него и не ответила.
На площадку пятого этажа выходило две квартиры. В дверях
одной из них маялся худосочный мальчишка в широченных штанах, майке навыпуск и
босиком. Вид у него был одновременно любопытный, испуганный и брезгливый.
– Мам, ну что там, а?
– Приехала милиция, – спокойно ответила она, – ты же видишь.
Сейчас Костика увезут.
Капитан с некоторым уважением подумал, что она не стала
кричать, что “там ничего, и это совершенно не твое дело, и сколько можно
повторять, чтобы ты шел спать!”. Ведь ему понятно, что никакими силами она не
загонит мальчишку спать, что он уже все видел, а потому скрывать от него
“правду жизни” глупо.
– Проходите. – Она пропустила капитана вперед. – Я могу
оставить дверь открытой, чтобы ваши… коллеги могли зайти.
– Хорошо, – пробормотал капитан.
Протискиваясь мимо нее, он услышал, как она пахнет – дорого
и свежо, – и оценил длинную шею, плотные ноги, упакованные в джинсы, и
довольно… большую грудь под свободным домашним свитером. У нее была странная
прическа. Такие прически капитан видел только в рекламных роликах – сзади
никаких волос, а спереди длинная лохматая выстриженная челка. Когда она
пыталась заправить ее за ухо, на правой руке звякали два браслета. Больше
никаких украшений не было.
Капитан посмотрел – обручального кольца тоже нет. Впрочем,
это ничего не означает. В паспорте у нее написано, что разведена относительно
недавно, год или около того. Может, она колец вообще не носит.
Интересная женщина. Очень интересная женщина. Не размазня,
не рохля, не трусиха.
Ну и что?
Пока ничего.
– Вы знали убитого? – в спину ей спросил капитан.
– На кухню пойдем? – не отвечая, предложила она.
– Как хотите, – пробормотал тот.
– Кофе? Чай?
– Ведро водки, – пробормотал капитан себе под нос. Она не
должна была услышать, но услышала.
– Ведра нет, – сказала она решительно, – но немного есть.
Хотите?
– Я на работе! – возмутился он с некоторым излишком
праведной досады. Она его смутила.
– Тим, ты тоже будешь чай, конечно?
– Буду, – прогудел откуда-то мальчишка, и опять она не стала
говорить, что “давно пора спать”. И правда умная женщина.
– Это Костик, – неожиданно сказала она, – Константин
Сергеевич Станиславов, мой начальник. Главный редактор еженедельника “Старая
площадь”.
Гальцев длинно присвистнул.
Вот только главного редактора ему и не хватало под конец
квартала! Будто все у него было в полном шоколаде, не хватало только журналиста
с аккуратной дыркой в животе! Вот за эту подлую подлость он просто ненавидел
свою работу!
Главный редактор, мать его!..
Сейчас, через полчаса, на “место происшествия” пожалуют все
ведущие телевизионные каналы и все проментовские и антиментовские передачи – от
“Дорожного патруля” до “Человека и закона”! Завтра все газеты напишут про
убиенного – какой был пламенный борец, настоящий журналист, честный и
неподкупный. Савик Шустер объявит, что все это – политический заказ и покушение
на свободу слова. “Независимое расследование” затеет независимое расследование
и нарасследует какую-нибудь дичь, в результате чего окажется, что во всем
виноваты менты – то ли они его сами пристрелили, то ли отнеслись без должного
внимания, а если уж, оборони боже, “глухарь”, тогда прости-прощай квартальная
премия и благодарность в приказе!..
Так. Надо быстро найти того, кто его замочил, чтобы к
приезду “средств массовой информации” уже был готовый подозреваемый.
Ну, пусть хоть эта баба!..
– Садитесь, – предложила она Гальцеву, – сейчас будет кофе.
Вам с молоком, с сахаром?
Он пожал плечами и сел на широкую табуретку веселого
деревянно-желтого цвета.
– Он к вам приехал?
– Ну, конечно, – сказала Кира, – он хотел со мной
поговорить.
– О чем?
– Я не знаю. – Она достала сахарницу и перелила молоко из
пакета в маленький серебряный молочник. – Почему-то на работе он мне ничего не
сказал. Сказал только, что вечером приедет, чтобы поговорить. И все.
– Во сколько он должен был приехать? – спросил капитан,
нацеливаясь на свою записную книжку.
– Я не знаю, – ответила она с досадой, – по-моему, после
девяти.
В записной книжке лежал ее паспорт, который он смотрел, как
только приехал “на вызов”.
Кира Михайловна Ятт – вот наградил бог фамилией! – тридцати
пяти лет, разведенная, незамужняя, сын Тимофей Сергеевич Литвинов, тринадцати
лет. Родилась – капитан вздохнул протяжно – в городе Лондоне.
…Знаете такой город, капитан Гальцев? Говорят, неплохое
место для жизни!..
Почему она там родилась, да еще тридцать пять лет назад?
Какой это у нас год-то был? Шестьдесят седьмой? Восьмой? В открытый космос
вышли, поля засеяли кукурузой, Венгрию давно приструнили, Чехословакию только
что за “железный занавес” подергали, проверяя прочность – ничего, прочный,
висит! – до Афганистана далеко, до Солженицына в списках – близко. Как в это
время можно было родиться в Лондоне?
– Вы зовете его Костик, он ваш… друг?
– Он мой начальник, – объяснила она, не дрогнув. Ловко
подняла турку, так, чтобы ни капли кофе не просилось мимо крохотной чашечки, и
стала наливать во вторую. Капитан покосился на чашечку – он любил пить кофе из
больших толстых кружек. Полную кружку и сахару побольше. Как пить кофе из
этого, он не знал.
