Охвативший ее ужас не давал ей вымолвить ни слова, язык не слушался ее. В момент их яростной схватки простыня соскользнула с нее, и теперь она лежала под ним совершенно голая. По выражению ее лица он легко догадался, о чем она сейчас думала. Он снова грубо выругался и ледяным тоном произнес:
— Я не дотронусь до тебя, даже если на этой планете ты останешься единственной женщиной, маленькая лживая тварь! Есть и другие способы, которые сумеют заставить тебя заговорить, дрянь! Что тебе понадобилось от Стефани?
— Она моя сестра, — с трудом выговорила она.
Он мог ожидать всего чего угодно, но только не этого. Последовала долгая, мучительная пауза, во время которой он пытался осмыслить услышанное. Она видела это по его лицу, на котором вновь появилось выражение дикой черной злобы.
— У нас одна мать, — в испуге затараторила она. — Я родилась за год до того, как она вышла замуж за отца Стефани; меня удочерили другие люди. Когда я выяснила, кто была моя мать, я узнала и другое: после того, как она вышла замуж, у нее родилась дочь, а после того, как моя мать и ее муж ушли из жизни, ребенка удочерили какие-то родственники в Европе. — Она судорожно проглотила слюну. — Узнать, кто были эти родственники, не составило большого труда. Когда я навещала могилу моей матери, я разговорилась с местными жителями, которые знали, что отец Стефани был братом вашей матери.
Охватившая его ярость, кажется, слегка утихла. Пристально глядя ему в глаза, которые сейчас были так близко, что у нее закружилась голова, она подумала: все сказанное ею было для него настолько неожиданно, что ему понадобится время для того, чтобы это осознать.
— Я не знала, известно ли ей о том, что ее удочерили, — осторожно заговорила она, — поэтому не могла написать ей, и, кроме того, я хотела увидеть… я… — Ее голос сорвался.
Он резко встал и, казалось, стоял так целую вечность, глядя на нее, распростертую на кровати, так, словно видел ее впервые. Затем он резко повернулся и, сотрясаемый изнутри искавшей выхода энергией, стал мерить шагами комнату, думая о чем-то своем. От окна к стене и обратно. Она схватила простыню и потянула ее на себя, чтобы наконец прикрыть свою наготу. Потом она легла и лежала тихо и неподвижно, пытаясь осторожно проглотить слюну, прикрывая рукой свое измученное горло.
— Почему ты не связалась со мной?
Она закусила губу.
— Когда я узнала, кто ее забрал, я пришла в ужас. Я не была уверена, захотите ли вы знать об этом, и не представляла, как с вами связаться. Вы даже вообразить себе не можете, насколько трудно найти о вас хоть что-нибудь. В библиотеке, где я работаю, я имею доступ к самым разным источникам информации, но даже в этом случае все, что мне удавалось найти, я черпала в основном из колонок светских сплетен. Так что вам прекрасно удается держаться в тени. И… и еще я испугалась. Боюсь, что вы плохо представляете себе, насколько подавляюще действует на других мысль о вашем богатстве и могуществе.
Она говорила хриплым шепотом, и несколько раз голос ее прерывался. Ей было больно глотать, и она старалась делать это очень осторожно. Брови его были нахмурены, лицо мрачное и отстраненное, а взгляд безразлично скользил по ее маленькой, напряженной, съежившейся фигурке.
— Если бы ты написала письмо, оно бы непременно нашло меня.
— А если бы вы решили, что это будет плохо для Стефани? Тогда вы сделали бы все, чтобы я и близко не подошла к ней.
— Да, наверное.
— Значит, я поступила правильно, что обошла вас и ничего вам не сообщила, — с негодованием воскликнула она охрипшим голосом и села на кровати. — Но, какие бы ошибки я ни совершила, вы не имели права так обращаться со мной.
— Почему же не имел? — И в глазах его сверкнула злоба. Губы его сжались в тонкую линию, желваки играли. — Ты, глупая…
— Не смейте! — Она рванулась с кровати и гордой поступью пошла на него. Простыня волочилась за ней по полу. — Вы достаточно оскорбляли меня, хватит, благодарю. Я не глупая…
— Ну тогда наивная. Настолько легковерная и неопытная, что тебе и в голову не пришло, что я сразу же заподозрю любого, кто попытается завязать с ней знакомство?
— Это почему же? — произнесла она с величайшим презрением. — Уж не потому ли, что любой из тех, кто знакомится с вами, по-вашему, непременно чего-то от вас хочет?
Взгляд его стал острым как лезвие бритвы.
— Да, ты абсолютно права. И, прежде чем так высоко задирать свой хорошенький носик, признайся, что и тебе было от меня кое-что нужно. Тебе была нужна моя сестра. И для того, чтобы заполучить ее, ты была готова даже на такие вещи, которые на самом деле и не хотела делать, например слегка поиграть в любовь с братом своей сестры.
От удивления она раскрыла рот, и, прежде чем успела ему возразить, он быстро направился к двери.
— Стойте! — закричала она резким, срывающимся голосом. Но он решительно закрыл за собою дверь.
— Я, разумеется, должен буду проверить все, что ты мне здесь сказала, поэтому до тех пор, пока я не смогу убедиться в достоверности твоих слов, ты останешься здесь, — сказал он из-за двери.
В приступе дикой ярости она бросилась на дверь, в бессильной злобе колотя в нее кулаками. Но через минуту, овладев собой и почувствовав полное изнеможение и ком в горле, она бессильно опустилась на кровать, немигающим взглядом уставившись на свои голые ноги. Мысли ее бешено неслись по одному и тому же кругу.
Через полчаса после того, как она приняла душ и закуталась в простыню, в дверь постучали. Она подозрительно посмотрела на дверь и была уже готова разразиться новой злобной тирадой, когда на пороге появилась Айлу со свертком в руках.
— Ваша одежда, мадам, — сказала она бесцветным голосом.
Кэндис была настолько поражена ее приходом, что так и стояла с открытым ртом, пока Айлу не скрылась за дверью. Затаив дыхание и все еще опасаясь, что это всего-навсего жестокая шутка, она подергала ручку двери. Дверь открылась. Несколько секунд она колебалась, готовая бежать отсюда прямо в чем есть. Но, хорошенько подумав и подключив изрядную долю здравого смысла, она все-таки натянула на себя одежду, забыв о том, что дверь оставалась наполовину открытой. В одно мгновение натянула сарафан и сандалии и помчалась к выходу. Сердце ее бешено колотилось.
Дверь выходила в узкий коридор, заканчивавшийся широкой дверью, ведущей в другой коридор, который делил дом пополам. Она не знала, как ей поступить. В доме стояла полная тишина, не было никакого намека на присутствие в нем людей. Решительность и пренебрежение к опасности расправили ее плечи. Она бесшумно подошла к широкой двустворчатой двери и пошевелила ручку.
Дверь не поддавалась. Кэндис в отчаянии закусила губу, уставившись на цветные витражи и со злорадством размышляя о том, что скажет Сол, если сейчас она возьмет со стола вот эту великолепную бронзовую скульптуру и запустит ею прямо в стекло.
Много чего скажет, но вряд ли что-нибудь хорошее, злорадно подумала она, удерживая себя от подобной выходки. Если она хочет иметь возможность хоть как-то общаться со Стефани, то, пожалуй, лучше всего вести себя более цивилизованным образом.
