— Значит, все было продумано вами до мельчайших деталей. — Она постаралась произнести это как можно более безразличным голосом.
Он пожал плечами.
— Я люблю Стефани и сделал бы все для того, чтобы уберечь ее.
Что ж, Кэндис могла это понять. Она дотронулась рукой до своего горла и еще больше побледнела. Но когда она поняла, что делает, тут же опустила руку и еще выше вздернула подбородок.
— Сегодня до обеда мы занимались проверкой того, что вы мне рассказали. — Он слегка пожал плечами. — К счастью для вас, все оказалось правдой.
Ее чувства сейчас были словно заточены на невидимом оселке, так остро она ощущала все в эту минуту. Она видела мужественные линии его лица, резко обозначившиеся в лунном свете, всей кожей ощущая легкое покалывание от его близости. Ноздри ее слегка вздрагивали, пытаясь уловить его запах, такой непередаваемо мужской, с легким ароматом туалетной воды. Он был сильнее тропических ароматов цветов, красного жасмина и гардении.
Она должна была бы ненавидеть его, но чувствовала, что вот сейчас она перешагнула через невидимую пропасть, преодолела пространство и время и оказалась на какой-то другой планете, перейдя в другое измерение, другой период существования. Позднее она поймет, что это произошло тогда, когда она почувствовала, что любит, а не просто, как раньше, повинуется какой-то слепой и могучей силе, притягивавшей ее к нему.
Но сейчас нужно было подумать о другом.
— А то, что угрожало Стефани, — спросила она настойчиво, — все эти разговоры, слухи или что-то там еще… Они все еще существуют? Она по-прежнему в опасности?
— Мы выяснили, откуда шли эти слухи. Их распускал наш бывший служащий, настроенный против нас из-за того, что был уволен. Он пытался любыми путями восстановить потерянный престиж и, шатаясь по барам, бросал дикие угрозы в наш адрес, обвиняя нас черт знает в чем. Мы бы и не обратили на него особого внимания, но он хвастался, что у него связи с какими-то радикальными группами. В общем, этот вопрос уже закрыт.
— А что вы сделали с ним?
Глаза его странно сверкнули.
— Его предупредили, и он все понял — когда трезв, он вполне разумный человек. — В тоне его слышалась легкая насмешка. — А почему это вас так взволновало? Вы подумали, что я убил его?
Она выдержала его пристальный взгляд.
— Вы же убили тех террористов, которые так жестоко расправились с вашими родителями?
Он ничего не ответил ей, но молчание было красноречивее слов.
Дрожа всем телом, она спустилась по ступенькам веранды и пошла по дорожке, ведущей сквозь густые заросли к крохотному ручейку. Сначала он тихо струился прямо у ее ног, а чуть дальше начинал журчать по камням маленьким водопадом. Очень скоро она была вынуждена остановиться, очутившись у края широкой ленты воды, неподвижной и блестящей, похожей при бледном свете луны на обсидиановую пластину. Прямо оттуда тонкой струей устремлялся к самому небу серебристый, словно луна, и тающий, словно туман, водяной шпиль. На мгновение он застывал там в неподвижности и потом снова мягко устремлялся вниз, превращаясь в тончайшую водяную пыль и открывая взору темную гладь маленького пруда.
— Какое чудо! — прошептала она и остановилась. — Откуда он здесь?
— Один из предков Чэпмена сделал его для своей любовницы. — Прямо за своей спиной она услышала его голос. — Она жила вон в том флигеле.
— Все это очень романтично, но почему она жила не в доме?
Он пожал плечами.
— В доме жила его жена, семья.
— Вот как!
— Что, не одобряете? — И его зубы насмешливо сверкнули.
— Да, — медленно произнесла она, — не одобряю. Я считаю, что свои обещания нужно выполнять.
— Согласен. Но, похоже, все они жили достаточно счастливо. Идите прямо по этой дорожке, она приведет нас как раз к этому флигелю.
Узкая дорожка, по которой могли идти только двое, огибала второй прудик, который был чуть меньше первого. На его поверхности в обрамлении круглых листьев плавали белые лилии, и острия их сложенных в чашечки лепестков указывали прямо в небо. Среди закручивавшейся в спирали воды мелькали золотые рыбки. Такой неподвижный, такой уединенный. Просто Моне в черных и серебристых тонах! Со всех сторон его обрамлял сад, благоухающий и захватывающе прекрасный, и только фонтан нарушал эту застывшую в неподвижности картину. Ломаная линия гор, заслоняющая собой звезды, казалась исторгнутой из чрева земли каким-то чудовищным катаклизмом.
Кэндис снова почувствовала дрожь. Он так и не ответил на ее вопрос, но почему-то его ответ был для нее сейчас очень важен. Она не стала его переспрашивать, пока они не вернулись на веранду. На этот раз он ответил ей, если это вообще можно было назвать ответом.
— Они погибли, оказывая сопротивление при аресте, — сказал он каким-то чужим голосом.
Но ей хотелось знать больше.
Она попыталась продолжить свой вопрос.
— Но это вы…
Нет, этого не стоило делать. С перекошенным бледным лицом он обрушился на нее со словами:
— Они били мою мать… даже сейчас я не могу…
— Простите меня. — Она бросилась к нему, обняла его, прижимая к себе с такой силой, на которую только была способна, и полным раскаяния голосом сказала: — Я не должна была спрашивать, прости меня, я виновата, Сол…
Он стиснул ее в своих объятиях. Словно не привыкший к такому открытому проявлению сочувствия, он пристально смотрел ей в глаза. Столько муки было в этом взгляде, что к глазам ее подступили слезы.
Она подняла руку и погладила его по щеке.
— Теперь все позади, — сказала она мягко. — Но я понимаю, почему ты верил, что не должен упустить ни одного шанса. Все в порядке. Я очень сожалею, что всколыхнула в тебе эти тяжелые воспоминания.
Он резко подался вперед, прижав ее к себе еще сильнее, и прикоснулся щекой к теплому шелку ее волос.
Она стояла, не шелохнувшись, гладя на неподвижное безмолвие водяных лилий и на шумящие струи фонтана. Налетевший с моря ветер сбил струю, и вода, падая, обвилась прозрачным шлейфом вокруг колонны. У нее перехватило дыхание. Ей показалось, что в тонком мареве водяных брызг она увидела серебряную радугу, призрачную и хрупкую, словно сон. Она почувствовала, что он тоже повернул голову и смотрит туда же, куда и она.
— Лунная радуга, — воскликнул он, пораженный не меньше ее этим изумительным зрелищем. — Я никогда раньше не видел такого чуда.
Ветер стих, шлейф воды беззвучно упал в прудик, и лунная радуга исчезла.
Слезы стояли у нее в глазах.
— Это было так прекрасно, так прекрасно… — повторяла она тихим, взволнованным голосом. — Спасибо за то, что ты привел меня сюда.
Он заглянул в ее восхищенное лицо, руки его слегка разжались, и волшебная сила этого мгновения — воздушного, прозрачного, призрачного, залитого лунным светом — превратилась во что-то столь же волшебное, но бесконечно земное — дикую дрожь желания, что призывает женщину к мужчине, мужчину к женщине.
