— Очки, — сказала его жена, и он сдернул с носа очки и
аккуратно поместил их ей на нос. И вообще Маше все время казалось, что это
представление затеяно только для жены, что он придумал это раздевание вовсе не
потому, что ему жарко, а потому, что ему нравится держаться за нее, дергать ее
за руку, заставлять держать его вещи и… «производить на нее впечатление».
Маша пригорюнилась.
Сумасшедший или только что спятивший олигарх стряхнул с себя
брюки, но вместо ожидаемых семейных трусов под ними оказались вполне пристойные
черные плавки, которые он деловито подтянул, как Машин сын Сильвестр, потрепал
жену по затылку, разбежался и сиганул в бассейн.
Бассейн вышел из берегов.
Охрана придвинулась поближе. На лицах у них были написаны
зависть и сожаление, что им нельзя туда же.
Тимофей Кольцов вынырнул посреди бассейна, покрутил головой,
стряхивая с глаз воду, и заорал:
— Парни, кончай просто так мокнуть! Давайте наперегонки
теперь!
— Папа! — закричал олигархов сын с горки. — Это ты?!
— Это я!
— А это я, пап!!
— Неужели? — переспросил олигарх, Маша уже заметила, что у
них была семейная привычка насмешливо переспрашивать, отчего вопрос сразу
становился глупым. Потом Кольцов перевернулся на спину и поплыл, как ластами
загребая ручищами воду.
Катерина Кольцова вздохнула, собрала разбросанную одежду,
красиво развесила ее на ближайшем шезлонге и немного полюбовалась на свою
работу.
— Вот такой у меня муж, — сказала она Маше с необычайной
гордостью. — Все ему нипочем.
Из Машиного пиджачного кармана грянул марш, и, даже не глядя
на телефон, она точно знала, кто именно ее вызывает.
— Простите, мне нужно бежать. — Она помялась, но попросить
жену олигарха проследить за тем, чтобы ее сын Сильвестр переоделся в сухие
трусы, постеснялась. Еще не хватает!
— Конечно, бегите.
— Пап, давай в мяч!
— Лень мне.
— Па-ап!! Ну давай в мяч, а? Ну давай, там будут твои
ворота, а мы с Сильвестром станем тебе забивать голы!
— Кишка тонка мне забивать!
— Пап, ну давай, а?!
— Ну правда, ну давайте в мяч!
Это уже Сильвестр вступил. Он не понимал, с кем именно
собирается играть в мяч. Наплевать ему было на это.
— Папа!
— Что здесь происходит?
Этот голос Маша Вепренцева нынче узнала бы из тысячи.
Мирослава Цуганг-Степченко, хозяйка дома и поэтесса, не знавшая, можно ли
сажать прислугу за один стол с господами, появилась на лужайке.
У нее было удивительное для летнего дня платье — малиновое,
хвостатое, отделанное стеклярусом и черными перьями, очень красивое. Лицо, как
будто тоже отделанное стеклярусом, выражало смесь воинственного недоумения и
брезгливости. За ней следовал джентльмен в пиджачной паре, тот, что выходил на
ступени, когда Маша ломилась через кусты, и еще один, в черном похоронном
костюме с непроницаемым лицом.
— Что здесь за шум? — смерив Машу взглядом, еще раз
вопросила Мирослава. — Что здесь происходит?! Вы мешаете гостям! Нестор, что у
нас в бассейне делают посторонние люди?
— Разберусь, Мирослава Макаровна!
— Почему их так много!? Где охрана?
— Разберусь, Мирослава Макаровна!
— Всех вон, за территорию! Милочка, где ваше место?
— Мое? — поразилась Маша.
Но хозяйка дома не удостоила ее ответом. Катерину Кольцову
за розовым кустом она не видеть не могла.
Подхватив подол платья, она ступила на газон, не отрывая
глаз от валяющей дурака троицы в бассейне. Джентльмен остался на дорожке, а
Нестор в похоронном костюме поволочился за ней.
— Милочка, где вам надлежит находиться?! Вы служите пану
Воздвиженскому, ведь верно?
— Да.
— Пока он не востребует вас, вам надлежит находиться в вашей
комнате, милочка! Нестор, вызови наконец охрану! И кто это там еще?! Всех
немедленно вон! Как они сюда попали? Нестор, мы что, перестали проверять
приглашения?!
— Разберусь, Мирослава Макаровна!
Каблуки у Мирославы увязали в газоне, и Маша вдруг остро
пожалела траву, в которой, должно быть, эти каблуки оставляют глубокие раны.
— И заставьте их замолчать! У нас важные гости, а они орут!
Тут Мирослава Цуганг-Степченко, поэтесса, вырулила к бортику
и увидела разлегшуюся в шезлонге Катерину Кольцову. Та качала ногой.
— Катерина Дмитриевна! — вскричала поэтесса и всплеснула
руками. — Бог мой! Вам не дают отдохнуть! Мы мешаем отдыхать Катерине
Дмитриевне!
Рукой она стала делать знаки Нестору, которые тот не
понимал, и джентльмен на дорожке придвинулся поближе, чтобы наблюдать
дальнейшее действо из партера, а не с галерки, и охрана Кольцова тоже
придвинулась поближе. Как видно, Мирослава нарушила границы суверенного
охраняемого пространства.
— Катерина Дмитриевна, мы сейчас все уладим! Это
недоразумение! Дети, немедленно вылезайте из воды и марш отсюда! Нестор, делай
же что-нибудь!
— Мам! — басом крикнул из бассейна Миша Кольцов. — Кинь
мячик! Он во-он куда улетел!
Желтый пузатый мяч легко и весело катился по газону. Один из
охранников побежал, настиг его, подобрал и кинул обратно.
Мирослава покачнулась на каблуках и ухватила Нестора за
похоронный черный рукав.
— Так то ваша сыночка? — спросила она страшным голосом и
улыбнулась страшной улыбкой. — В водичке?
Катерина помахала рукой купающимся и только после этого
повернулась к поэтессе.
— В водичке сыночка, — сказала она, — и мужечка. Или как
надо говорить по-вашему? Человечинка?
Маша Вепренцева наслаждалась разворачивающимися перед ней
живыми картинами под названием «Страшная месть, или роковая ошибка». Даже про
Воздвиженского позабыла.
— Так они освежиться… изволили… это хорошо, это правильно,
Днипро еще не прогрелся, и детишкам в него… Нестор, что ты стоишь?! Вели подать
сюда напитки! Сейчас же! Тимофей Ильич после купания захочет… освежиться… то
есть он уже освежился…
Визжащая куча-мала посреди бассейна как-то закрутилась,
повернулась и определилась — на мелководье, как дядька Черномор из синя моря,
поднялся Тимофей Кольцов, с которого скатывалась вода. В каждой руке он держал
по мальчишке. Один был худой и длинный, а второй покороче и поплотнее. Ни один
из них до воды не доставал, они висели, хохотали, брыкались, но олигарх за бока
держал их крепко, вырваться не давал.
