— Всякой… вот этой детективной ерундой! — Родионов оглянулся
на китайского болванчика в кресле и подтолкнул Машу к высоким двустворчатым
дверям. Она сделала шаг и остановилась. Он подтолкнул ее еще раз, она опять
шагнула и остановилась. — Ты просто не понимаешь, что это такое!
— Дмитрий Андреевич, я все понимаю.
— Нет, не понимаешь! Это заказное политическое убийство!
По-моему, ничего такого на Украине со времен Марины Мнишек не было!
— Марина была полячка.
— Иди ты в задницу, — предложил ей Родионов. Голос у него
был злой. — Я с тобой не шучу, между прочим. И не думаю даже. Если ты… влезешь
в неприятности, я тебя уволю. Ты меня знаешь.
— Знаю, — согласилась Маша Вепренцева.
— Вот и хорошо.
Они помолчали.
Родионов шарил по карманам просторной летней рубахи, искал
сигареты. Маша искоса наблюдала за ним, порывалась продолжить дискуссию и никак
не решалась.
Родионов обшарил все карманы, даже в джинсы залез, хотя там
не было и не могло быть сигарет, и свирепо уставился на провинившуюся
помощницу:
— Ну?!
— Что?…
— Ну, дай мне сигарету уже!
— Да, да, простите, пожалуйста! — спохватилась Маша и ловко
выхватила из кармана пачку сигарет и зажигалку. Она смотрела, как его длинные
пальцы выуживают сигарету, как крутят колесико зажигалки, и ровное, будто
подтаявшее в солнечном свете пламя приближается к его лицу и словно отражается
от свежевыбритой щеки. Он не любил бриться и, когда не нужно было «выезжать»,
не брился дня по три и зарастал гудермесской щетиной почти до глаз. Сегодня он
был выбрит самым тщательным образом.
Родионов покосился на китайца Казимира Цуганг-Степченко и
сделал длинную затяжку.
— Вы меня не поняли, Дмитрий Андреевич, — негромко и
вкрадчиво сказала Маша. — Я вовсе не собираюсь расследовать заказное
политическое убийство… всерьез.
— Маша, я не хочу это обсуждать. Мне все равно, всерьез или
не всерьез.
— Дмитрий Андреевич, мы должны узнать, что здесь происходит,
— упрямо договорила она.
Родионов моментально взвился на дыбы. Маша прекрасно знала,
что возражать ему можно только до определенной степени. Ну раз, ну два, а на
третий он обязательно выйдет из себя, станет орать, хлопнет дверью и повернется
к ней и к человечеству оскорбленной спиной.
— То, что здесь происходит, решительно не наше дело, Марья
Петровна! Я тебе уже один раз сказал и больше повторять не буду. Кивни, если ты
меня поняла.
Маша исподлобья смотрела на него. Он ждал.
Она кивнула, а потом из стороны в сторону отрицательно
покачала головой.
— И что это означает?
— Дмитрий Андреевич, я не хочу… лезть в политическое
убийство, хотя я совершенно уверена, что никакое оно не заказное. Но… здесь
происходит что-то совсем непонятное.
— Маша, здесь убили кандидата в президенты! Зарезали. Ты
видела труп своими глазами. Что тут непонятного?!
— Все, — твердо заявила Вепренцева. — Все, Дмитрий
Андреевич. Почему его убили на даче, когда здесь полно народу?! Что он делал на
втором этаже, где одни спальни и больше ничего нет, ни гостиных, ни бильярда?!
Он что, среди дня решил вздремнуть?! Это очень странно! Кто мылся в ванной,
когда я искала свою комнату?! Куда делся нож? Если это был профессиональный
киллер, почему он нанес ему двадцать семь ножевых ранений?! Почему он не
стрелял из пистолета, как это обычно делают киллеры, а зарезал Головко?
Она перевела дыхание.
Родионов молчал.
Солнце светило, отражалось от хрустальных фужеров, рядами
выставленных на буфете. Пахло травой, цветами и влажной землей, и солнечный
зайчик зыбким пятном дрожал на потолке.
Май — самое лучшее время в жизни, когда все еще впереди.
Все впереди.
— Это все очень любопытно, — вдруг сказал Родионов. —
Гимнастика для ума. Но мы тут ни при чем. Это не наше дело.
— Я думаю, как раз наше, — перебила его Маша. — Именно наше
с вами, Дмитрий Андреевич. Потому что именно нам с вами накануне отъезда кто-то
звонил и угрожал расправой, если мы полетим в Киев. Если вы полетите в Киев!…
Родионов открыл и закрыл рот. Он совершенно позабыл об этом
звонке.
— Откуда вы знаете, что Головко никто не угрожал перед
приездом сюда? Что Кольцову никто не угрожал? Почему вы уверены, что не будете
следующей жертвой… с двадцатью семью ножевыми ранениями?…
Детективное колесо в мозгу закрутилось моментально и стало
стремительно набирать обороты.
Сколько этих самых «дачных» детективов было написано и еще
больше прочитано!… Ну конечно, конечно! «Десять негритят» — ничего не
подозревающих приговоренных собирают в уединенном месте и одного за другим
убивают по прихоти чокнутого судьи, спятившего полицейского инспектора или еще
кого-то!… Это такой же классический сюжет для детектива, как спрятать
одно-единственное убийство в череде совершенно бессмысленных убийств!
Итак, звонок с угрозами, уединенный особняк, гости подобраны
очень продуманно — знаменитости и их приближенные, — и первая смерть в длинном
ряду смертей!…
Тумблер щелкнул, проектор погас, кино закончилось.
— Неувязочка, — сказал Дмитрий Родионов громко. — Ужасная
неувязочка у вас, Марья Петровна.
— Какая?
— А такая, что ни один преступник не станет убивать свою
жертву в присутствии такого количества охранников!… Их же тут гораздо больше,
чем гостей, это уж точно.
— И тем не менее убил, — возразила Маша Вепренцева, и они
уставились друг на друга.
«Самое поразительное в этом замечании, — стремительно
подумал Родионов, — это то, что оно совершенно справедливо»,
«И тем не менее убил!»
— Мне нет дела до… украинского президента, то есть до…
— Кандидата в президенты.
— Ну, кандидата в президенты, — согласилась Маша. — Зато
есть дело до… нас. И Сильвестр с нами. Господи, зачем я его-то потащила с
собой!
— Затем, что ты не могла его оставить в Москве, — буркнул
Родионов. — Ты рыдала и говорила, что у тебя проблемы. Помнишь?
Маша печально на него посмотрела и отвела глаза.
— Это проблемы совсем другого рода, Дмитрий Андреевич.
— Может, ты мне все-таки расскажешь о них? В свете новых
событий? Чтобы я не чувствовал себя идиотом?
