— Я шел сказать тебе, что мы должны немедленно уехать. Если
он тебя видел, то не оставит тебя в живых.
— Мы не можем уехать, — возразила она. — Нас не отпустят.
Только Кольцовы уехали, да и то потому, что они… Кольцовы! И вы это отлично
понимаете, Дмитрий Андреевич!
— Да, — согласился он, — понимаю. Просто я за тебя
испугался.
— А я нашла одну интересную статью.
— Какую еще статью, Маша?
— Вот тут. — И Маша разложила газету так, чтобы было видно,
какую именно статью она нашла. — Это о национальном украинском искусстве и о
национальной украинской литературе.
— Маш, ты о чем?!
— Дмитрий Андреевич, когда вы ушли, Нестор стал мне
рассказывать, что Мирослава всем помогает, всех содержит и печатает сборники
молодых поэтов, понимаете?
— Ничего не понимаю.
— Вот и я ничего не поняла, потому что он вдруг заговорил
по-русски. То все была «кава з вэршками», а то вдруг говорит совершенно
нормально, и акцент совсем… незначительный. Он мне рассказал, какая Мирослава
замечательная и что украинская литература жива и здорова практически только
благодаря ей. В смысле, Мирославе Макаровне.
— Ну и что?!
— А то, что я вспомнила, что я где-то недавно видела и про
возрождение национальной литературы, и про молодых поэтов, и про альманах.
— Да и пес с ним, с альманахом!
— Да нет! Не пес! Я нашла статью, вот она. — Маша зашуршала
газетой. — Это та же
«Киевская Русь», в которой напечатано про развод Поклонных.
Только про них на тринадцатой странице, а про альманах «Возрождение» на пятой.
Вот, вот, посмотрите!
Родионов посмотрел.
Газета была как газета, и даже первый лист ее источал
непередаваемый, насыщенный лимонно-желтый цвет. На фотографии, которая
производила впечатление черно-белой, но раскрашенной красками, как флаг в
фильме Сергея Эйзенштейна «Броненосец Потемкин», изображались две
полуобнаженные красотки, обнимавшие одного полуобнаженного мужчину. Красотки
хищно скалились в объектив, а мужчина держал их обеих за ноги. «Любовные игры
втроем», — гласил заголовок, и несколько строчек о том, как необходимо
разнообразие в сексуальной жизни.
Родионов, не будучи ханжой и лицемером, а также мракобесом и
чернокнижником, на фотографию посмотрел все же с некоторым отвращением и
опаской, словно это именно его призывали разнообразить таким образом свою
сексуальную жизнь.
— Маш, ты… зачем мне это суешь?
— Да вот, посмотрите!
— Куда?!
— Вот статья про развод. А вот про альманах «Возрождение» и
молодых поэтов! И про Мирославу написано, что она практически просветительница
Екатерина Вторая!
— И что?
— А то, — с торжеством сказала Маша Вепренцева, — что обе
статьи подписаны одним и тем же человеком, видите? «Л.И. Старопупков».
— Какой… Л.И.? — не понял Родионов.
— Л.И. Старопупков. Ну, это, должно быть, шутка такая, в
общем, неважно.
Родионов посмотрел на подпись — и впрямь Л.И. Старопупков! —
и воззрился на Машу.
— Да шут с ним, со Старопупковым! Просто и ту, и другую
статью написал один и тот же человек! И написал он ее вчера, потому что это, —
и Маша потрясла перед Родионовым фотографией с красотками и мустангом, —
сегодняшняя газета!
Он вдруг заинтересовался. Она увидела, как глаза, словно
подернутые морозом, вдруг стали живыми и заинтересованными. Он сунул
недокуренную сигарету в вазу, располагавшуюся на столе, подошел и посмотрел.
— Сегодняшняя, — сказал он. — Ну да. Сегодняшняя газета.
— Значит, материал о разводе мог быть написан только вчера,
правильно? Ну, или раньше когда-нибудь, но до этого никто ничего про развод не
знал.
— Ну да, да.
— И обе статьи писал один и тот же человек! Вот этот самый
Старопупков!
— И этот человек, — подхватил великий детективщик Аркадий
Воздвиженский, — кто-то из гостей, потому что только кто-то из гостей мог, так
же как и ты, подслушать разговоры Лиды и ее мужа.
— Я не подслушивала, Дмитрий Андреевич.
— Только я не понял, при чем тут Нестор? Кто угодно мог
подслушать и напивать статью!
— Нестор утром, когда кофе принес, вдруг начал мне
рассказывать про Мирославу и еще про то, что российская литература заполонила
украинский рынок, и про сборник «Возрождение», и про все остальное. Прямо по
тексту, понимаете?
Родионов задумчиво почесал себя за ухом, отчего, как обычно,
стал похож на большую собаку.
— То есть ты хочешь сказать, что Нестор и есть этот самый
Старопупков, который написал обе статейки?.
Маша торжествующе улыбнулась.
— Именно это я и хочу сказать. Он и есть журналистская крыса
или шлюха, как там Лидочка выражалась. Засланный казачок. Да, а еще он мне
сказал, что работает здесь совсем недавно! Я-то была уверена, что он такой…
постоянно действующий мальчик на побегушках, а он как раз свежеиспеченный,
понимаете?
Родионов кивнул.
Все это нисколько не приближало их к развязке драмы, однако
на одну тайну стало меньше.
Вчера утром Родионову не было никакого дела до чьих-то тайн.
Черт возьми, ему никогда не было дела до чужих тайн, ему вполне хватало своих,
детективных!
— Нам надо пойти и поговорить с ним, — сказала Маша
решительно.
— Зачем?!
— Затем, что Лида мне надоела. — И она прищурилась, как
будто прицелилась. — Я не хочу больше слышать, что я шлюха, прислуга и
прихвостень грязных писак. Я хочу, чтобы она при мне поколотила этого самого
Нестора. Или вставила ему каблук в… одно уязвимое место.
Родионов развеселился:
— Ты кровожадная, да?
— Еще какая. И потом, меня сегодня очень напугал этот их
продюсер. Как его там?
Она отлично помнила, что продюсера зовут Матвей Рессель, но,
как и Родионов, который то и дело «забывал» имена своих бывших жен, называть
его по имени не хотела.
— Как он тебя напугал?!
Она сердито махнула рукой и так же, как он недавно, в
несколько приемов поднялась с дивана и одернула сзади пиджак, словно
военнослужащий перед строем.
Родионов усмехнулся.
— Я была одна, он пришел и как-то так… угрожающе на меня
надвинулся и стал что-то говорить о судебном преследовании и что у него большие
связи, и о том, что, если эту статью написала я, он меня по судам затаскает. И
еще про то, что Лида очень нервная и у них с Андреем прекрасная семья. А я
только вчера слышала, как он с ней разговаривал! Если бы со мной так
разговаривал мой муж, я бы его в тот же день взашей вытолкала…
