К вечеру закончился угорь, хлеб, блины, несколько варёных картофелин и, главное, терпение. Я попеременно ёрзала и зевала, Винта таращилась на Холта большими испуганными глазами, Ссэнасс замаялась развлекать Соль, которой наскучила её корзинка.
— Ну всё, можно выходить, — наконец обрадовал нас муж. — Карета ожидает у ворот.
Какой выходить? Я весь зад отсидела, и застуженная спина не гнётся.
Холт фыркнул, как когда-то, на заре нашего знакомства, и протянул руку, помогая подняться. Потом сбросил с плеч плащ и накинул на меня:
— Переоденешься в гостинице. Кстати, наши вещи прибыли с каретой.
Винта крутила головой в попытке понять, в каких отношениях с Холтом мы состоим. Ну, пока не спрашивает в лоб, я помолчу.
Вышли наружу. Было ещё светло, и дождь кончился, но из-за влажности стоял туман, а от земли поднимался пар. С деревьев падали тяжёлые капли. А меж стволами мелькали синие мундиры кирасиров. Прекрасная картина!
Ещё больше я обрадовалась, увидев на подъездной дорожке Кийта верхом на его гнедом, двух гвардейцев сопровождения и знакомый тёмный экипаж.
Холт поднял руку в приветственном жесте, и жестом же, без слов, велел охране оставаться в сёдлах и следовать за нами.
Через полчаса мы были в гостинице. Заняли лучший номер из целых трёх комнат и тут же заказали горячий ужин. В коридоре, у дверей, тоже дежурили гвардейцы.
— Ну, вот мы и в безопасности, — улыбнулся Рейн. — Переодеваемся в сухое, едим… И, да, сейчас побреюсь, — недовольно провёл рукой по подбородку.
— Рейн! — сделала я страшные глаза, лишь только он вышел из ванной.
Он уставился на меня. Я качнула головой в сторону дальней комнаты. Не говорить же вслух при Винте, что у меня грудь болит? Я не сцеживала молоко больше суток и недокормила вчера ларру. И мужа… И теперь мне было совсем-совсем нехорошо.
Не знаю, что он понял, но взял корзину с Соль и пошёл к двери в спальню.
— Винта, послушай! — обратилась я к девочке, которая молча ждала на стуле у дверей. — Теперь всё будет в порядке, и мы о тебе позаботимся. По-настоящему позаботимся. Сейчас — вот рубашка и штаны — переоденься в чистое и до ужина отдохни на диване. А после еды поговорим, хорошо?
— Спасибо, тётенька! — Всем девочка хороша, и послушная, и умница, но этот звонкий голос было слышно, наверное, на половине этажа…
Кивнув, пошла вслед за Рейном.
Тот встретил меня у дверей. Счастливая Соль под присмотром ларры уже барахталась на середине кровати.
— Сита моя…
— Угу, пока твоя. Но сейчас лопну! — спешно начала я распутывать завязки плаща.
Рейн сначала не понял, потом округлил глаза. И — невероятно — покраснел!
Не смущалась только ларра. Ссэнасс считала, что заработала свою полную миску, и я была с ней согласна.
Но Рейн… после вчерашнего страха, оказавшись с ним рядом, я чувствовала его близость острее, чем обычно. Под предлогом, что мне всё равно следует переодеться, он раздел меня целиком. Правда, я тут же нырнула под покрывало.
На себе он оставил только штаны. Хотя, кажется, поначалу порывался снять и их. Потом пробормотал: «Нет, не в гостинице и не в спешке…» Неужели же договорился со своим альтер эго и принял решение? О!
— Знаешь, вчера, когда дело стало оборачиваться плохо, я жалел только об одном — что у нас ничего не было.
— Ничего? А это что?
— Это — не то. Хотя тоже что-то.
Его губы ласкали грудь, а рука гуляла от шеи до лодыжек, оглаживая нежно и в то же время весьма настойчиво. Сейчас я сидела, опираясь спиной на изголовье кровати, а он лежал у меня на коленях. Я подняла руку, дотронулась пальцами до лица мужа…
— Рейн… я…
— Знаю. И я тоже. Очень-очень. Если бы не ужин. И обязанности…
Договорить Рейн не успел — за стеной загрохотало, словно уронили шкаф с посудой или люстру с потолка, а затем раздался дружный хохот. Похоже, в соседнем номере кто-то что-то праздновал.
М-да, всё же обстановка не совсем подходящая…
Снова что-то загремело, потом за стеной взвизгнули и заржали.
Рейн фыркнул:
— Гостиница…
Да понимаю. И гостиница, и Винта за незапертой дверью, и ужин будет вот-вот… и всё равно…
За стеной ухнуло и бухнуло. Я грустно вздохнула.
— Сита, ты такое сокровище! — сообщил глядящий на меня снизу муж. И тут же испортил всё впечатление, добавив: — Жаль, что надо вставать…
За стеной послышался топот, следом раздался негодующий вопль… Ссэнасс, закончив вылизываться, заинтересованно навострила уши. Мм-м… Если будут дальше гулять всем табуном, пусть ждут в гости ларру. Она у нас — общительное существо с непредсказуемым чувством юмора.
Я надела серое шёлковое платье. Строго и элегантно. И, расчесав волосы, сделала низкий пучок.
Холт подошёл сзади, положил мне руки на плечи, поймал взгляд в зеркале:
— К такой причёске тебе бы пошли длинные серьги в старинном духе. С камнями в цвет глаз, длинными подвесками, в ажурной серебряной оправе. И, знаешь, вот странность — в Лореции у меня такие есть!
— Тётенька, какая ты красивая! — встретила меня голосистая Винта.
— Называй её ньера Сита, — строго поднял палец Холт. — Тебе купим платье завтра.
— Я не хочу платье! — серые глаза округлились. — Мне надо штаны!
— Винта, садись к столу, сейчас принесут еду, — вступила я. — А потом всё обсудим. — Улыбнулась. — А пока расскажи нам о своей маме? У нее был магический Дар, да?
— А вы, тётень… ой, ньера Сита, откуда знаете?
— Ты видишь нашу Ссэнасс.
— Это кошка такая магическая умная? Да?
Я промолчала. Винта сглотнула:
— Мама ушла два года назад. Она говорила мне никогда, никогда не носить женское платье и всегда прятать волосы.
Да, Рейн был прав. Это тянулось уже давно. И горожане не знали, у кого им искать защиты. Те, кто обязан их был охранять, оберегать, почему-то этого не делали.
— Она была магом, да?
— Не знаю. Но у нас было сухо и тепло без печки.
— А как ты думаешь, Арвинта, твоя мама хотела бы, чтобы ты поступила в магическую семинарию в Виэнии?
— Где это?
— На юго-западе отсюда.
— Не, я не могу… я буду ждать маму. А то она приедет, а меня нет.
Я закусила губу и посмотрела на Рейна. Тот покачал головой. Он думал о том же, что и я, — вряд ли мама Винты когда-нибудь вернётся домой.
— Арвинта, я обещаю, мы поищем твою маму. Но тебе следует учиться читать, писать — ты же уже большая!
