— Согласно правилам партнерства...
На этом месте я вырубился. Поскольку слышал ту же проповедь в тех же словах ипо тому же поводу двеннадцать месяцев назад . И знал, что он хочет сказать.
В прошлом году после нескольких разговоров с Гарвардскими шишками, мы направились перекусить в Бостоне. Отец предпочёл припарковаться прямо у своего офиса на Стэйт стрит. В этом здании размещалась лишь одна фирма, та, чьё название украшало фасад: «Бэрретт, Уорд и Сеймур, Инвестиционный Банк, Инк».
По пути к ресторану отец посмотрел наверх, на тёмные окна и заметил:
— Тихо, не так ли?
— В твоём личном офисе всегда тихо, — отозвался я.
— Это — глаз урагана, сын.
— Тебе нравится.
— Да, — сказал он, — мне нравится.
Что? Не деньги, определённо. И не власть, заключённая в гигантских вложениях — в города, предприятия или корпорации. Мне кажется, ему нравилась Ответственность. Ответственность — вот что его возбуждало — если это слово вообще может применимо к отцу. По отношению к заводам, открытым Фирмой, к самой Фирме, к её священному институту моральных ценностей, к Гарварду. И, конечно, к Семье.
— Мне шестьдесят четыре, — объявил отец тем вечером в Бостоне, один полный Гарвард-Йель назад.
— В следующем марте, — уточнил я, давая ему понять, что помню день его рождения.
— ...и, согласно правилам партнерства, я должен уйти в отставку в шестьдесят восемь.
Пауза. Мы шли по пустынной Стейт-стрит.
— Нам необходимо поговорить об этом, Оливер.
— О чём, сэр?
— Кто станет старшим партнёром после меня.
— Мистер Сеймур, — предположил я. В конце концов, есть ещё два партнёра.
— Сеймур и его семья владеют двенадцатью процентами, — сказал отец, — У Уорда десять.
Как вы видите, я не спрашивал его об этих деталях.
— Ещё сколько-то у тёти Элен — их по её просьбе контролирую я, — он вздохнул и продолжил:
— Остальное принадлежит нам.
Мне захотелось перебить его. Просто, чтоб не дать закончить:
— ...а в конечном счёте — тебе.
Я бы давно сменил тему, но слишком хорошо представлял, каких усилий от него потребовал этот разговор. Несомненно, он готовился к этому моменту долго и тщательно.
— Разве Сеймур всё-таки не может стать старшим партнёром? — поинтересовался я.
— Может. В случае, если никто больше не согласится принять... непосредственной ответственности за долю Бэрреттов.
— О'кэй, допустим он согласится? — что должно было означать «Допустим, я не соглашусь?».
— О'кэй, согласно правилам партнёрства, в этом случае они могут выкупить нашу долю, — он помедлил, — но, разумеется, после этого всё будет по-другому.
Его последняя фраза не была похожа на констатацию факта. Это была жалоба.
— Сэр? — спросил я.
— Семья... Её...участие.
Он знал, что я понял. Он знал, что я знал, почему передвигаемся так медленно. Но дистанция подошла к концу. Мы стояли у входа в «Лок-Оберс»
Перед тем как мы вошли, он успел добавить только:
— Подумай об этом.
Хоть я и кивнул, но знал, что не стану думать об этом ни секунды.
Атмосфера внутри была немного лучше теперешней. Малиновые в тот день совершили чудеса. На последней минуте Господь простёр десницу Свою над командой Гарварда, посредством посланника Своего, молодого защитника по имени Чиампи. Шестнадцать очков меньше чем за шестьдесят финальных секунд и — фантастическая ничья. Повод, чтобы отметить. Сладостные мелодии неслись отовсюду:
Мы идём, к воротам, всё сметая
Наша ярость грозная, как взрыв
И за Гарвард всех мы побеждаем
И идём в последний наш прорыв
На этом разговоры о семейных традициях заглохли. Все вокруг говорил о футболе. Мы прославляли Чиампи, Гатто и Малиновых. Мы пили за сезон без единого поражения, первый с тех пор, как мой отец поступил в колледж.
Теперь, год спустя, всё было по-другому. Серьёзнее. Не только из-за поражения Гарварда. Но и оттого, что прошёл ещё год. А вопрос оставался нерешённым. Ещё более нерешённым, чем тогда.
— Отец, я юрист. У меня свои обязанности. Если хочешь — своя ответственность.
— Понимаю. Но Бостон, как центр операций совсем не будет мешать твоей социальной активности. Скорее наоборот: можешь считать работу в Фирме её другой стороной.
Мне не хотелось обижать его. И я не стал говорить, что «другая сторона» в изрядной степени и есть то, против чего я борюсь.
— Я понимаю, — сказал я, — но, честно говоря...
Здесь пришлось помедлить, облекая свои воинственные доводы в возможно менее резкие слова.
— Отец, я ценю, что ты обратился ко мне. Но я на самом деле... гм... очень не склонен принять предложение...
Кажется, сказано было вполне определённо. Отец не добавил обычного пожелания подумать.
— Понимаю, — сказал он, — Я разочарован, но понимаю.
* * *
На обратном пути я достаточно успокоился, чтоб сострить:
— Одного миллионера на семью вполне достаточно.
Я надеялся, что Марси уже будет дома.
28
— Оливер, ты уверен?
— Марси, ответ положительный.
Она ждала, пока я вернусь из Нью-Хэйвен, и выглядела свежей и бодрой. Никто бы не подумал, что она провела весь день, пересекая континент от побережья к побережью.
Хотя разговор с отцом был всего лишь одной из множества новостей, которые я вывалил, он заинтересовал её.
— Ты отказался, даже не задумываясь?
— Не задумываясь и не сомневаясь.
Потом я вспомнил, с кем говорю.
— Естественно, будь ты на моём месте, ты бы возглавила всю эту проклятую штуку, не так ли? То есть, ты ведь так и поступила.
— Но я была очень сердита, — искренне призналась Марси, — мне хотелось доказать кучу вещей.
— И мне. Именно потому я и отказался.
— И ты допустишь, чтобы... м-м... наследство ушло к другим?
— Хорошее наследство — первые потогонные фабрики Америки!
— Оливер, это древняя история. В наше время член профсоюза зарабатывает фантастические...
— Это не имеет значения.
— Посмотри, сколько хорошего сделала твоя семья! Больница, Бэрретт Холл в Гарварде. Пожертвования...
— Послушай, это не обсуждается, о'кэй?
— Почему? Ты ведёшь себя, как ребёнок. Как какой-нибудь левый радикал прошлого!
