— Завтра, в пять?
Я кивнул. Ответный кивок. Я вышел.
Я шёл по Парк Авеню, пытаясь собраться. И приготовиться к тому, что ждёт меня дальше.
Завтра мы займёмся хирургией. Резать по живому — это очень больно. Но я был готов к этой боли.
Меня интересовало другое: какого чёрта там обнаружится.
8
До Эдипа мы добрались через неделю. Им оказался Бэрретт-Холл — чудовищное сооружение в Гарварде.
— Моя семья подарила его университету, чтобы купить себе репутацию.
— Почему? — спросил доктор Лондон.
— Потому что их деньги были грязными. Потому что мои предки были первыми по части выжимания соков из своих работников. Наша филантропия — увлечение сравнительно недавнее.
Стоит заметить, что я узнал это не из литературы о Бэррэттах, а... в Гарварде
Ещё в колледже, стараясь добрать недостающие очки, я взял среди прочих курс 108 по социологии, «Индустриальное развитие Америки». Читал его парень из радикальных экономистов по имени Дональд Фогель. Он уже прочно стал легендой Гарварда хотя бы потому, что густо замешивал свои лекции на ненормативной лексике. Кроме того, его курс был стопроцентной халявой.
(«Не верю я в эти [нецензурно], [нецензурно], [очень нецензурно], экзамены», — говаривал Фогель. Народ веселился).
Сказать, что аудитория была наполнена — значит не сказать ничего. Она была забита до отказа: спортсмены-пофигисты и зубрилы медики — халявные очки требовались всем. ...
Обычно, несмотря на цветистый лексикон Дона Фогеля, большинство читало «Кримзон» или просто дремало.
К сожалению, в какой-то момент я проснулся. Речь шла о ранних этапах истории текстильной промышленности — предмете вполне снотворном.
«[Нецензурно], что же касается истории текстильной промышленности, то много [нецензурно] благородных гарвардских имён сыграло в ней довольно неприглядную роль. Возьмём, к примеру, Амоса Брюстера Бэрретта, выпускника Гарварда 1794-го года...»
Ничего себе — моя фамилия! Знает ли Фогель, что я слушаю его? Или читает эту лекцию студентам каждый год?
Когда он продолжил, я вжался в своё кресло:
"В 1814 Амос и несколько его дружков по Гарварду объединили усилия, чтобы принести индустриальную революцию в Фолл Ривер, штат Массачусетс. Они построили первые большие текстильные фабрики. И взяли на себя «заботу» о всех своих рабочих. Это называлось патернализмом. Они строили общежития для девочек, которых набирали на отдалённых фермах. Разумеется, половина заработка тех уходила на оплату еды и жилья.
Маленькие леди трудились по восемьдесят часов в неделю. И, естественно, Бэрретты учили их бережливости. «Храните деньги в банке, девушки». Угадайте, кому принадлежал банк?"
Я от души пожелал превратиться в комара и незаметно улетучиться.
Блистая даже более плотным, чем обычно каскадом эпитетов, Дон Фогель излагал историю предприятия Бэрреттов. Он разглагольствовал добрую (кому как) половину часа.
В начале XIX века половина работников в Фолл Ривер была детьми. Некоторым исполнилось только пять. Дети приносили домой по два бакса в неделю, женщины — по три, мужчины получали королевские семь с половиной.
Не наличными, разумеется. Половину им платили купонами. Действительными только в магазинах Бэрреттов. Разумеется.
Фогель привёл примеры и того, в каких условиях им приходилось работать.
Например, известно, что влажность воздуха в мастерских повышает качество изготавливаемой ткани. Поэтому в помещения, где стояли ткацкие станки, пар искусственно нагнетался. А в разгар лета окна там плотно закрывали, чтобы основа и уток оставались влажными.
«И вы подумайте над таким [нецензурно] фактом», — Дон Фогель уже дымился, — "Не хватит всей этой мерзости, не хватит всех этих несчастных случаев, за которые не полагалось ни малейшей компенсации — но их [нецензурно] зарплата непрерывно снижалась! Доходы Бэрреттов росли, и всё равно они урезали [нецензурно] заработок своих рабочих. Так что каждой следующей волне иммигрантов приходилось работать за всё меньшие деньги.
[Нецензурно], [нецензурно] — [абсолютно нецензурно]!"
Позднее, в том же семестре, я околачивался в библиотеке Рэдклиффа. Там я встретил девушку. Дженни Кавиллери, выпуск-64. Её отец был владельцем пекарни в Крэнстоне.
Её покойная мать Тереза Верна Кавиллери была из потомков сицилийцев, которые когда-то эммигрировали в... Фолл Ривер, Массачусетс.
— Теперь вы понимаете, почему я порвал с семьёй?
Пауза.
— Завтра, в пять, — сказал доктор Лондон.
9
Я бежал.
Каждый раз, выходя из кабинета психиатра, я чувствовал себя более злым и растерянным, чем когда мы начинали.
Так что единственным действующим средством казался бег на измор в Центральном Парке. После той нашей встречи я сумел уговорить Симпсона составить мне компанию. Когда у него появлялось немного свободного времени, мы встречались и наматывали круги вокруг бассейна.
К счастью, он ни разу не поинтересовался, продолжил ли я знакомство с Джоанной Стейн. Говорила ли она с ним обо мне? Поставила диагноз сама? Как бы то ни было, эта тема в наших разговорах не поднималась. Честно говоря, я думаю, что Стив был вполне удовлетворён уже тем, что я снова общаюсь с человечеством.
Не люблю врать друзьям, так что сказал ему, что начал ходить к психиатру. Я не вдавался в детали, а он не спрашивал.
Сегодняшний сеанс здорово взбесил меня, и я с самого начала взял темп, слишком быстрый для Стива. После первого же круга он остановился.
— Эй, мужик, давай дальше без меня, — пропыхтел он, — Присоединюсь круге на третьем.
Я тоже изрядно вымотался, так что сбросил темп, чтоб вернуть дыхание. Тем не менее, даже на этой скорости я обгонял некоторых из возникающих из сумерек любителей бега. Разумеется, парни из Нью-Йоркского клуба обходили меня на раз. Большинство студентов — тоже. Но и трусцой я легко оставлял позади пожилых джентльменов, женщин, страдающих ожирением и детей младше двенадцати.
Потом совсем вымотался. Пот заливал глаза, мне едва удавалось разбирать цвета одежды прохожих.
Вряд ли я бы толком сказал, в каком направлении бежал каждый из них.
Пока не случилось вот что.
Форма ярдах в восьмидесяти впереди была синим, довольно дорогим спортивным «Адидасом». Темп — очень даже приличным. Я решил сделать рывок и обойти эту...девушку? Или просто парня с длинными светлыми волосами?
Расстояние не уменьшалось, так что я прибавил скорость. Секунд двадцать, чтобы догнать её. На самом деле девушка. Или парень с фантастической задницей — и я могу добавить ещё один вопрос доктору Лондону. Но нет, приблизившись вплотную я определённо увидел стройную молодую женщину, светлые волосы развевались на ветру.
