Во всяком случае, — продолжал Барни со спокойной решимостью, — не забывай: у тебя всегда есть я. И у тебя всегда будет дом, куда ты сможешь приехать. Эстел только что купила огромную квартиру в Майами.
Она уронила голову и всхлипнула.
— Слушай меня, старушка. Сейчас я возьму на себя роль родителя и скажу тебе, что делать. Ты сейчас пойдешь к себе, выпьешь стакан теплого молока и ляжешь спать. Поняла?
Она кивнула и встала. Барни тоже поднялся. С минуту они молча стояли лицом к лицу, в каких-то нескольких сантиметрах друг от друга.
— Господи, Барни, — доверчиво прошептала Лора, — что бы я без тебя делала?
— Кастельяно, уверяю тебя, без меня ты никогда не останешься.
Накануне предстоящего практического занятия почти никто из студентов не спал. Каждый гадал, а порой и спрашивал соседа: «Ну что тут может быть страшного?»
— В конце-то концов, — рассуждал Барни, — почему мы ведем себя так, будто нас ожидает нечто неизведанное. Влагалище есть та часть женского организма, с которой мы знакомы и снаружи, и изнутри. Так что в каком-то смысле на это надо смотреть как на возвращение домой.
— Бред собачий! — возразил Беннет, раздавая честной компании по бутылке пива.
Ребята собрались у него в комнате, чтобы поделиться своими треволнениями, а отчасти в надежде их побороть. Завтра их ожидало первое обследование органов таза.
— Во-во, — поддержал Ланс. — И почему бы тебе, Ливингстон, не признаться, что ты тоже боишься? Нам всем страшно.
— А я не говорю, что мне не страшно. Я только хотел помочь нам всем успокоиться. И кстати, почему бы нам не прислушаться к опытному человеку?
Он показал на Скипа Эльзаса, своего давнишнего партнера по баскетболу, ныне — четверокурсника, а следовательно, человека, уже проходившего подобное испытание.
— Ну-ка, Эльзас, рассказывай! — потребовал Беннет.
— Если быть откровенным, ребята, — начал тот, — то обследование органов таза — это страшная штука. Пострашнее всего остального. Не важно, какой у вас сексуальный опыт: вы же никогда не светили лампой в это самое место с расстояния в несколько дюймов и уж тем более не изучали его с клинической точки зрения. Кроме того, если вы станете действовать наугад, то можете причинить женщине жуткую боль. Первым делом не забудьте прогреть зеркало. Вам бы понравилось, если бы кто-то втыкал вам в какое-нибудь отверстие ледяные железяки?
Вскинулась рука.
— А смазку использовать можно? — поинтересовался Хэнк Дуайер.
— Нет-нет! Первым делом вы должны будете взять цитологический мазок на анализ. Да, и еще произвести посев на гонорею.
— Ты хочешь сказать, что мы полезем носом прямо в рассадник венерических заболеваний? — возмутился Ланс.
— Ну, про нос, кажется, речи не было, — усмехнулся Скип.
По комнате пронесся нервный смешок.
— Так вот, — продолжал он, — когда введете зеркало, то, если правильно будете его держать, увидите шейку матки, она похожа на большой розовый глаз. После этого возьмете свои мазки и деликатно удалитесь.
Раздался коллективный вздох облегчения.
— Погодите! — предостерег Скип, воздевая руки, как полицейский, останавливающий движение. — Это только полдела. Теперь вам предстоит провести бимануальное обследование. Для этого два пальца вводите во влагалище, что, наверное, некоторым из вас знакомо.
Он подождал смеха, но его не последовало.
— Ладно. Вторую руку кладете на живот и пытаетесь определить размер и состояние матки — в нормальном состоянии она на ощупь напоминает лимон. Главное — делать вид, что вы действуете осознанно. Вся процедура займет не больше пяти минут. Да, и еще одно. Вам надо максимально сдерживать свои эмоции, поскольку, верьте или нет, поначалу это действует… возбуждающе.
После небольшой паузы он спросил:
— Вопросы будут?
Хэнк Дуайер с безумным видом поднял руку.
— Слушаю, — сказал Скип.
— Ты сказал, что шейка матки розовая, так?
Тот кивнул.
— Хм… — замялся Хэнк, — Я тут немного попрактиковался… с женой.
— И? В чем проблема?
— Понимаешь, я видел нечто совсем иное, чем ты говоришь. У моей жены шейка, по-моему, синяя. Может, она больна?
— Так, — ответил эксперт, — я вижу, ты плохо читал учебник, старина! Это называется «симптом Чедвика».
— Это опасно? — помертвел Хэнк.
— Как сказать… — ответил Эльзас. — Это зависит от тебя и жены. Синяя окраска шейки — признак беременности.
На что несостоявшийся служитель церкви возопил:
— Черт побери!
Убийца нанес новый удар. Спустя год после первого визита он (или она?) опять посреди ночи заявился в вольер с подопытными собаками и умертвил шесть экземпляров. Деканат хотел вызвать полицию, но декан Холмс решил этого не делать. Общество защиты животных и так давно выступает против опытов над животными, и этот злополучный инцидент только даст им новый козырь.
— Полагаю, лучше всего сейчас будет предать усыпленных собак земле, — предложил он на экстренном совещании с профессором Ллойдом Крукшанком и его лаборантами. — Эту загадку нам надо решить своими силами, не вынося сор из избы. Есть у кого-нибудь версии? Нам известно, что убийца использовал большие дозы обычного обезболивающего. Но не усматривается ли в его поведении какой-нибудь логики? Например, он убивает только крупных или, наоборот, только мелких собак…
Один из лаборантов, Майк, поднял руку:
— Я заметил, что все собаки были порядком изуродованы, сэр.
— Не понял?
— Известно, что одни студенты работают скальпелем ловко, другие — нет. Не очень умелые могут распороть собаке все брюхо.
— И причинить боль? — догадался декан.
— Ну, они, конечно, все под наркозом, но в конце некоторые собаки действительно страдают.
— Я понял тебя, Кортни, — обратился профессор Крукшанк к декану. — Ты думаешь, мы имеем дело со своеобразным убийцей из милосердия?
— Думаю, все улики говорят об этом.
Профессор Крукшанк продолжил:
— Началось это в прошлом году, стало быть, мы можем сказать, что, скорее всего, это делает кто-то из нынешних второкурсников.
— А в прошлом году никто из вас не заметил каких-нибудь чудаков или фанатичных альтруистов? Обычно такие дают о себе знать какой-нибудь проповедью о жестокости по отношению к животным.
Крукшанк с помощниками опять призадумались. Наконец Майк припомнил:
— В прошлом году, на следующий день после такого же инцидента, этот черный парень, можно сказать, протестовал против того, чтобы профессор Крукшанк брал новых животных ради одного последнего занятия.
