Наварро улыбнулся и с довольным видом скрестил руки на груди.
— Совершенно правильно, доктор.
— В таком случае, доктор Наварро, как вы объясните нам, что у ваших патронов в Советском Союзе — надеюсь, вы согласны, что Россия является развитой страной с огромным этническим разнообразием, — показатели смертности в три раза выше, чем в США? На самом деле детская смертность в СССР в полтора раза выше, чем даже на Кубе.
Под одобрительные возгласы Наварро опустился в кресло.
Хотя в этот момент уже мало кто помнил содержание Лориного доклада, она сошла с трибуны под восторженные аплодисменты.
К ней подскочил Дейн Оливер, с жаром потряс руку и похлопал по спине. Всем своим видом он говорил: «Ну, мы им показали!»
Окинув взглядом зал поверх голов обступивших ее коллег, Лора наконец увидела его.
Это был долговязый, тощий мужчина, лишь отдаленно напоминавший Луиса, каким она его помнила. Но как только они встретились взглядами, сомнений у Лоры не осталось. Однако он не стал пробираться к дочери, а терпеливо дожидался, пока она освободится и подойдет сама. Лора проталкивалась сквозь толпу, на ходу соображая, как ей следует себя повести по отношению к отцу. К бывшему отцу? Или заблудшему?
Что делать, если он бросится ее обнимать? А если пожмет руку? Пожать в ответ, как чужому человеку? Она остановилась в паре метров от него, и Луис ласково улыбнулся. По глазам было видно, как он ею гордится. Поняв, что ближе она не подойдет, Луис заговорил по-испански.
— Доктор Кастельяно? — спросил он.
— Да, доктор Кастельяно, — ответила она.
— Как дела?
— Неплохо. Луис, ты похудел.
— Да, — согласился тот. — Это единственное, что мне не нравится в кубинской демократии. Пить, кроме рома, там нечего, а он мне до смерти надоел. Кроме того, всех госслужащих заставляют заниматься физкультурой. А работнику Минздрава пьянствовать и толстеть не полагается…
— Минздрава?
— Не удивляйся, Лора, я простой функционер. В основном занимаюсь тем, что перевожу медицинские статьи. Могу напечатать твою, если хочешь.
Их перебил голос председательствующего, усиленный громкоговорителем. Румын высокопарно представлял следующего докладчика, профессора из Милана.
— Лаурита, может, выпьем по чашечке кофе? — предложил Луис.
«Он употребляет все те же уменьшительные», — про себя отметила она.
— Почему бы нет?
Они повернулись и вышли из зала, а Лора никак не могла поверить, что это происходит на самом деле.
— Кафе внизу, — сказала она, показав рукой.
— Ты с ума сошла? — возмутился Луис. — Они здесь дерут по три доллара за чашку. Лучше пойдем на улицу, к народу.
Они прошли по Пасео-де-ла-Реформа и через несколько минут свернули на единственную обшарпанную улочку в этом районе, которая, мелькнуло у Лоры, соответствовала пролетарским воззрениям ее отца. Лора угадала — они сели за столик на улице, на какие-то шаткие стулья.
Луис сделал таинственный знак хозяину, стоящему за кассой. Ответный жест Лора поняла как «сейчас сделаю, Луис».
— Это мой старинный друг Хайме. Он глухой. Он мне симпатизирует, потому что я не ленюсь с ним «разговаривать». И он очень симпатизирует делу революции.
Луис внимательно разглядывал дочь, словно перед полным медицинским обследованием.
— Ты тоже похудела. На диете сидишь?
— Нет. — Она улыбнулась. — Я открыла самый надежный способ не набирать лишний вес. Он называется «бессонница».
Луис вдруг перегнулся через стол и понизил голос:
— Лора, я должен знать. Пожалуйста, скажи мне: я — дедушка? — В голосе слышалось волнение.
— Папасито, я уже даже не жена.
— О-о. Извини.
— Он оказался дерьмом, — без всякой злости пояснила Лора.
— Ну, в таком случае ты правильно сделала, что его бросила, — заявил Луис.
— Это он меня бросил, папа.
— Детка, как я тебе сочувствую! Правда! — И поспешил добавить: — А знаешь, в наше время ведь не нужно венчаться в церкви, чтобы завести детей.
Лора не знала, как реагировать. Но тут поняла, что это не совет, а преамбула к следующему сообщению.
— Лора, у тебя есть братик и сестренка. Очень славные детишки, оба.
Он произнес это обыденным тоном, как будто подобные вещи случаются каждый день. Лора почувствовала себя оскорбленной и преданной.
— А разве ты больше не женат на маме?
— Священник, наверное, тоже так бы сказал. Но на Кубе церковь теперь вроде украшения.
Лора задала вопрос, которого, она знала, он от нее ждал:
— У тебя есть фотографии твоих детей?
— А тебе правда интересно на них посмотреть? — мягко спросил Луис.
Не дожидаясь ответа, он полез в бумажник и движением картежника выложил на стол маленькие карточки. Там был и снимок Лоры вдвоем с Исабель. И еще один, где Лора была одна. Она была тронута, но взгляд уже выхватил фотографию мальчугана.
— Его зовут Эрнесто, — пояснил Луис.
— И конечно, ты называешь его Че, — догадалась она.
— Конечно, — с улыбкой кивнул Луис. — А девочку зовут… Исабель.
— Ты назвал ее в честь…
Луис кивнул:
— В знак любви, Лаурита. Надеюсь, когда-нибудь вы с ней познакомитесь.
«Интересно, где? — подумала Лора. — В парке Горького?»
— Расскажи мне о себе, Лаурита. Как ты живешь? Как жила все это время?
Она посмотрела на отца. В его взгляде читались любовь и сострадание. Впервые в жизни она поверила, что он ее любит и на самом деле хочет знать, что у нее на душе.
И она стала рассказывать все. Но сперва ей надо было поплакать.
Когда они вернулись в «Шератон», уже спускались сумерки. Вечернее заседание только что закончилось. Ее заметил Дейн Оливер, и на его лице отразилось облегчение. Она помахала, словно говоря: «Со мной все в порядке, волноваться не стоит». И повернулась к Луису:
— Это мой начальник. Я лучше пойду, а то еще подумают, что я перебежчица.
— Конечно, конечно, — кивнул отец. — Только не забывай, я тоже твоя команда. — И мимоходом заметил: — Кубинцы не в этом отеле живут.
— Надо думать! — поддакнула Лора. — Небось в какой-нибудь ночлежке? С клопами?
— Клопы, между прочим, тоже люди, — усмехнулся Луис. — Когда-нибудь они восстанут и сбросят цепи! — Тут он посмотрел на часы. — Лора, мне пора. Я и так прогуливаю. Обещай, что напишешь мне по тому адресу, что я тебе дал. Обещаешь?
