Она кивнула:
— Отличная идея.
Он повернулся к Стивенсу и объявил:
— Капитан, даю честное слово: звоню по служебным делам.
Офицер жестом разрешил.
В Хельсинки было раннее утро, и Маршаллу пришлось звонить Карвонену домой.
— Маршалл, уверяю тебя, — бодрым голосом заявил тот, — я уже давно на ногах. Я сижу в кабинете и делаю кое-какие расчеты. Не сомневаюсь, ты звонишь сказать, что уволен. И надеюсь, ты понимаешь, что в моем институте тебя примут с распростертыми объятиями.
Маршалл поежился.
— Тойво, боюсь, у меня для вас снова плохие новости. Три месяца назад Родес все запатентовал на себя. Кажется, мы его недооценили.
Карвонен рассмеялся.
— Тойво, что с вами?
— Все отлично, мой мальчик, я в полном порядке, — весело сказал он. — Лично я оформил патент еще полгода назад. Родесу об этом не сообщили, потому что требуется время на прохождение процедуры.
Маршалл опешил. А потом вскипел.
— Тойво, — сказал он, с трудом сдерживая возмущение, — вы хотите сказать, что к тому моменту, как я, рискуя шкурой, предупредил вас, что Родес вас надувает, вы его сами успели надуть?
— Именно так, мой дорогой Маршалл! Но это никак не меняет того факта, что я тебе крайне признателен за принесенную жертву. Закон джунглей. И в науке он более суров, чем где бы то ни было. Пожалуйста, не пропадай. Хювясти.
Ничего подобного Лора еще не испытывала.
Чрезвычайно огорченная, она в то же время ощущала странное удовлетворение оттого, что могла быть рядом с Маршаллом в столь тягостную для него минуту. Всю ночь она не выпускала его из объятий.
Встали они рано, выпили кофе и разошлись: она — в лабораторию, он — домой.
Личная секретарша Родеса поинтересовалась по телефону, удобно ли доктору Кастельяно заглянуть эдак часика в четыре?
Как ни странно, она не огорчилась. Она убедила себя, что ее могут вызывать по какому-то административному вопросу, например в связи с предоставлением ей нового гранта.
Она пришла за три минуты до назначенного времени, и секретарша тут же проводила ее в кабинет генерального.
— Добрый день, доктор Кастельяно, — отеческим тоном поздоровался Родес. — Присаживайтесь, пожалуйста.
Она невольно обратила внимание, что он назвал ее по фамилии.
— Полагаю, доктор Кастельяно, вы догадываетесь, зачем я вас пригласил?
— Наверное, в связи с моей новой заявкой?
— В каком-то смысле, — поддакнул он.
Родес потер лоб, изображая озабоченность.
— Даже не знаю, доктор Кастельяно, как вам об этом сказать. Понимаете, я, а точнее — мы все уже привыкли к тому, что вы занимаете особое место в нашей научной плеяде.
— Перестаньте ходить вокруг да около, — спокойно отрезала она. — Скажите прямо, чем я провинилась.
— Провинились? Я бы не стал употреблять это слово. Просто… просто мы не имеем возможности предоставить вам грант еще на три года.
— А-а.
— Тут нет ничего личного, обычный конкурс, как вы понимаете.
— Ну разумеется.
— И насколько вам известно, мы обычно сообщаем сотрудникам свое решение весной, чтобы до окончания срока работы они могли подыскать себе другое место. Я уверен, доктор Дейн Оливер вам что-нибудь посоветует. Вы можете на меня рассчитывать, я вам помогу, чем смогу. А кроме того, у вас еще есть время до конца июля…
Лора лишилась дара речи. В висках стучало. Ей нужно было время, хотя бы полминуты, чтобы совладать с нервами. Потому что она не собиралась сдаваться без боя.
Родес, в свою очередь, решил добить ее:
— Мне очень жаль вам об этом сообщать. Мы вас все так любим! Нам будет вас очень не хватать на приемах.
Она уже сумела взять себя в руки и теперь была готова парировать удар.
— Пол, у вас нет права принимать такое решение единолично. А я не сомневаюсь, что вы даже не удосужились переговорить с Дейном или кем-либо еще из моего отдела. Я намерена подать апелляцию в совет и готова биться об заклад, что ваше решение будет отменено.
Внезапно наступило молчание. Лора истолковала его как очко в свою пользу. Пол медленно встал.
— Доктор Кастельяно, давайте выложим карты на стол. — Он не говорил, а хлестал. — Мы с вами оба знаем, о чем идет речь. Почему бы нам не обсудить вопрос по существу?
— Отлично! Немного правды пойдет вам на пользу.
Директор с усмешкой взглянул на нее.
— Вам нравится Маршалл Джафф, не так ли? Я бы даже сказал, очень нравится. Я прав?
— Не считаю нужным отвечать на этот вопрос.
— Естественно. Вам он небезразличен, и вы, конечно, не хотите загубить его карьеру. А?
— Он один из самых талантливых микробиологов в Америке. О его карьере можно не беспокоиться.
— Нет, доктор Кастельяно, о ней очень даже нужно побеспокоиться, — снисходительно ответил Родес. — Меня не волнует, насколько талантлив этот змееныш. Мой авторитет в научном сообществе пока еще выше, чем у него, и я могу закрыть для него все двери — все двери! — в нашей стране. Если бы я захотел, я мог сделать так, чтобы его не взяли даже преподавать биологию в средней школе в Гарлеме.
— Он был профессором в Стэнфорде, — напомнила Лора. — А когда его пригласили сюда, университет предлагал удвоить ему оклад. Они примут его с распростертыми объятиями.
— Пожалуй, в иных обстоятельствах я бы признал вашу правоту. Но Макс Уингейт, его бывший начальник в университете, передо мной в долгу. В очень большом долгу. И при всей своей любви к Маршаллу он не станет мне перечить.
— По-моему, вы блефуете, — возразила Лора.
— Хотите, прямо сейчас позвоню? Я включу громкую связь, и вы своими ушами услышите, как я отлучу вашего хахаля от его любимого университета. Обещаю вам, Лора, — продолжал он, повысив голос, — одно мое слово — и он в науке труп.
Опять наступило молчание.
Наконец Лора тихо спросила:
— Какое это имеет отношение ко мне?
— Самое прямое, доктор Кастельяно, — с хищной улыбкой ответил он. — Судьба этого гаденыша Джаффа сейчас в ваших нежных ручках. Потому что, если вы сейчас не уволитесь, Маршалл Джафф умрет.
— Звучит немного мелодраматично, вам не кажется? — заметила Лора.
— Я так не думаю. Мы с вами оба знаем, что для Джаффа карьера — это жизнь. А карьеру я могу у него отнять одним телефонным звонком. Вам все ясно?
— Мне надо подумать. Я дам ответ утром, — с презрением ответила Лора.
