Но самым ужасным было ранение в позвоночник, где шрапнель находилась и по сей день. Оперировать его было нельзя, и он страдал от невыносимой боли. Эту боль уже не мог унять никакой демерол или морфин, равно как и все прочие лицензированные анальгетики.
Несчастный умолял врачей дать ему кокаин или героин: он имел опыт приема наркотиков во Вьетнаме и верил, что они смогут облегчить его страдания. Но врачи отказывались нарушать закон, и раненый герой самой «негероической» военной кампании в истории Америки был обречем на непрестанные мучения.
Как-то раз, когда его вывезли на крышу корпуса, чтобы он немного побыл на солнце, Фрэнк собрал остатки сил и попытался перекинуть свое изувеченное тело через ограждение. Только бдительность медсестер спасла его от смерти.
Кроме того, в прошлое Рождество младший брат Кампоса, Гектор, пришел его навестить с револьвером тридцать второго калибра, полный решимости исполнить волю брата и прекратить его нескончаемые страдания. Однако руки у него так тряслись, что обе пули прошли в нескольких дюймах от головы Фрэнка, после чего Гектора скрутили санитары. Судить его не стали, поскольку полицейский медэксперт установил, что он не отдавал себе отчета в своих действиях. И Гектора на полгода поместили в психушку под наблюдение врачей.
— Господи, — пробормотала Маделин, чувствуя дурноту, — неужели мы наконец позволим этому «Доктору Смерть» избавить несчастного от страданий?
— Конечно нет, Мад. Мы же не выдаем санкцию на убийство.
Агент Хэнсон усмехнулась и с сарказмом произнесла:
— Ага, рассказывай…
Агент Салливан вернул коллегам деловой настрой.
Прошел час.
— Ну как, Маделин? — спросил он, — Все факты жизни капитана Кампоса запомнила?
Она нахмурилась.
— Ребята, ничего не выйдет. Если у этого врача хоть что-то есть в голове, он ни за что не купится на «скорбящую жену». Этот бедолага лежит в госпитале уже восемь лет. Вопрос: где я все эти годы пряталась? Все, что вы тут состряпали, расколет и ребенок.
Салливан надулся:
— А у тебя есть более дельное предложение?
— Нет, — честно призналась она — Я просто пытаюсь рассуждать здраво. Вам нужен человек, который действительно сможет сойти за страдающего родственника. Смотри: его брат уже пытался его убить. Он как раз мог бы убедительно повлиять на этого доктора.
Аргументы Маделин поддержал психолог:
— Думаю, она права. Если бы нам удалось убедить этого парня попросить Лазаруса избавить его брата от боли, это был бы верняк.
— И главное, — добавила Маделин, — ни один суд нам не припишет провокацию.
Этот довод окончательно убедил агента Салливана.
— Ого, Маделин, а у тебя голова варит! Знаешь что? Ты прикинешься медсестрой и скажешь, что знакома с этим доктором…
— Вот это дело! — согласилась она. — Теперь мы уж точно этого доброго самаритянина прищучим!
Сет закончил обход в ветеранском госпитале и мысленно перелистнул календарь еще на один день. Еще три месяца еженедельных бдений, и он свободен. Они поедут с Джуди и детьми по стране, увидят Йеллоустон, Иосемитский национальный парк, Диснейленд. Он забудет об этом госпитале, о боли и нечеловеческом грузе, который камнем висит у него на душе.
Сет направился к машине, и тут к нему обратился невысокий смуглолицый мужчина:
— Доктор Лазарус?
Он говорил с легким латиноамериканским акцентом.
— Да, это я.
Я — Гектор Кампос. Мой брат Франсиско, — они его тут Фрэнком зовут, — лежит в этом госпитале.
— Думаю, он не мой пациент, — неуверенно ответил Сет.
— Он лежит на другом этаже. Но я вас специально тут жду, хочу попросить, чтобы вы взялись его вести.
— Мне очень жаль, — ответил Сет, — но я здесь только по совместительству. Уверен, что за вашим братом хорошо ухаживают.
— Доктор, пожалуйста! — взмолился Гектор. — Ради всего святого, прочтите хотя бы его карту!
Он расстегнул рубашку, вынул из-за пазухи конверт и пихнул его Сету.
— Мистер Кампос, а почему вы считаете, что это должен прочесть именно я?
Подняв глаза, Сет обнаружил, что парня уже и след простыл. Его охватил ужас.
Сет старался читать карту без эмоций. На сей раз он не даст себя разжалобить!
Но здесь, в истории болезни Фрэнка, оказалась и запись о том, как брат пытался избавить его от страданий. Было очевидно, что парнишка просто обезумел от горя.
В этот момент в кабинет вошла Джуди и села на диван. Она уже собиралась спать и была в халате.
— Сет, я пришла, — объявила она. — И не уйду, пока ты мне все не расскажешь. Я знаю, что ты держишь в руках, и не собираюсь тебя спрашивать, что ты намерен делать. Но если мы решили, что с этим покончено, а ты опять за свое, тогда как же мы остановимся?
— Никакие не «мы», — стоически возразил Сет. — Вся ответственность лежит на мне.
— Сет, прости меня, но я твоя жена и делю с тобой не только кров, но и всю вину.
— Чувство вины, — поправил он.
— Давай, по крайней мере, все обсудим.
Он вкратце обрисовал ей страшные увечья капитана Кампоса.
— О господи! — застонала Джуди — Зачем ему не дали умереть на поле боя? — Потом с горькой иронией добавила: — Должно быть, это ухудшило бы статистику потерь. А теперь бедный парень лежит и тикает, как часы, которые не показывают времени.
— Я хочу это сделать, — тихо объявил Сет. — Ради них обоих. Руки у меня уже и так в крови, так что хуже не станет.
— Но, Сет, в ветеранском госпитале это намного опаснее. Ты там бываешь всего один день в неделю. Если у кого-то возникнут подозрения, они легко смогут установить, что его смерть наступила в твое дежурство.
— Я все обдумал, — сказал он. — Я придумаю какой-нибудь предлог, чтобы мне вернуться после ужина. По вечерам там никого не бывает. Это не то, что в нашей клинике, где посетители непрерывно шастают туда-сюда. Это дом, населенный привидениями, которых никто не хочет видеть.
— Сет, нет! Ты… ты не в своем уме! Ты не можешь…
— Хочешь сказать, я свихнулся? — перебил он, повышая голос, что было для него совершенно нехарактерно. — Конечно. Я и не спорю. Я убиваю людей, начиная с собственного брата Говарда… Начиная с…
— Ты это делал из милосердия! — возразила Джуди.
— «Милосердие»… — угрюмо пробурчал он. — Интересно, будет ли Господь милосерден ко мне после всего, что я натворил.
Они замолчали. И молчали так минут пятнадцать. Потом Джуди заметила, что Сет откинулся на спинку кресла и задремал. Она погасила свет и, не желая оставлять его одного, свернулась калачиком на диване.