— Попробуйте начать с одного кубика. Если нормально перенесет, через два часа удвойте дозу. Затем еще два дня по три раза в день. Я положил вам комплект одноразовых шприцов. За счет фирмы.
Лора кивнула.
— Я буду вам признателен, если вы станете его колоть где-нибудь в другом месте. И не забудьте сообщить мне результат — это очень важно для моего исследования.
Как такому бесчувственному мерзавцу сказать спасибо? Уайман решил за них эту проблему: он посмотрел на часы и объявил:
— Мне пора.
Но не двинулся с места. Было видно, что он еще что-то хочет сказать.
Наконец Питер кашлянул и выдавил:
— Представляю себе, что бы я чувствовал, если бы речь шла о моем ребенке. То есть…
Не найдя слов, он подошел к Гарри и потрепал его по щечке. И, не давая никому опомниться, вышел.
В мотель они мчались на безумной скорости. Вбежали в номер, бережно уложили Гарри на кровать и задернули шторы.
Потом беспомощно переглянулись.
— Хочешь, чтобы это сделал я? — тихо спросил Барни.
— Могу и я, — с каменным лицом ответила Лора.
Тут Барни признался:
— Пожалуйста, Кастельяно. Я не умею обращаться со шприцем. И тем более не могу колоть своего сына.
Лора ввела иглу мальчику в ляжку. Тот вскрикнул. Потом вдруг затих.
Они окаменели. Неужели они его убили?
Как изваяния, они стояли по обе стороны от кровати и неотрывно смотрели на своего ребенка.
Прошла, казалось, целая вечность, а на самом деле несколько секунд. Лора нагнулась и пощупала Гарри запястье.
— Барн, пульс есть. Стабильный.
— Думаешь, он вырубился от укола?
Она помотала головой:
— У нас было двое ужасных суток. Представь себе, насколько он измучился.
Она взяла малыша на руки и крепко прижала к себе.
Барни пощупал сыну лоб.
— Все та же пустыня Сахара, — констатировал он. — Сколько прошло времени после укола?
— Минуты четыре-пять. Барн, не дергайся. Даже если это и чудодейственное средство…
На последних словах она осеклась. «Если Бог есть, — подумала она, — Он не жалует меня своей милостью».
— Лора, — нежно произнес Барни, — приляг. Или хотя бы сядь.
— Не могу. Я слишком нервничаю.
Она бережно опустила Гарри на кровать.
— Может быть, заказать что-нибудь в номер? — предложил Барни.
— Я не голодна. А ты?
— Тоже нет. Но еда помогает скоротать время. Тоже ведь какое-то занятие…
— В коридоре есть автоматы. Пойди и возьми что-нибудь.
— А что ты хочешь? — оживился он.
— Ничего. Мне все равно. Лишь бы невкусно было.
Он понял: она отказывалась от всех земных удовольствий, даже от сладости шоколада, чтобы полнотой своей жертвы смягчить гнев Небес. Он вышел.
Длинный коридор был застлан серым ковролином и напоминал беговую дорожку. Пробегая по нему, Барни несколько успокоился, но мысли крутились вокруг одного и того же.
«Гарри, Гарри, как я мечтал, как мы с тобой вдвоем будем выходить на пробежку в парк и осенняя листва будет хрустеть у нас под ногами… Как я расскажу тебе о всех глупых ошибках, которые я насовершал в своей жизни, чтобы ты мог учиться на них. Чему я могу тебя теперь научить? Сейчас единственное, о чем я мечтаю, — чтобы ты продолжал дышать. А этому я тебя научить не могу. И сделать это за тебя тоже не могу».
Он медленно побрел назад с двумя бумажными стаканчиками в руках.
Лора теперь сидела и неотрывно смотрела в лицо сына, боясь даже моргать, чтобы не пропустить малейшей перемены в его состоянии.
— Он так и не двинулся, — сказала она, как автомат.
— Может, просто уснул глубоко. Глаза под веками ходят? Не заметила?
— Нет.
Иными словами, малыш спал, но снов не видел.
Лора поставила кока-колу на тумбочку и взяла пососать кубик льда. Она по-прежнему не отрывала взора от Гарри. Может, ее любовь поможет ему излечиться?
— Мы можем разговаривать? — неуверенно спросил Барни.
Лора кивнула:
— О чем?
— Да о чем угодно. Например, стоит ли отдавать его в государственную школу или в частную? Или давай поговорим о тебе.
— А есть что-то такое, что тебе обо мне неизвестно? — устало улыбнулась она.
— Ну, давай фантазировать, как сложилась бы твоя жизнь, если бы твои родители не приехали жить в Бруклин.
Она посмотрела на него. Говорить было не нужно. Вместо слов говорили глаза. «Без тебя мне незачем было бы жить».
Он чувствовал то же самое.
Но оба сейчас мучились вопросом, как они смогут жить дальше, если потеряют Гарри.
Нет, черт побери! Рано еще об этом гадать. Нечего даже думать!
— Можно, я его немножко подержу?
Кое-как прошли полчаса. Барни пощупал малышу лоб. Потом посмотрел на жену и с надеждой в голосе сказал:
— Кастельяно, мне кажется, жар у него спал.
Лора потрогала ребенка, посмотрела на мужа и подумала: «Желаемое за действительное». Вслух она сказала:
— Может быть.
«Пускай себе тешится, — подумала она. — Может, ему так легче».
Ребенок спал, а они в нетерпении следили за стрелкой часов. Сто двадцать минут — это очень долго. А сделать второй укол раньше этого времени они не имели права.
От укола Гарри очнулся, и Лора решила воспользоваться моментом и дать ему немного попить. Но под рукой оказалась только кока-кола да китайская настойка. Она открыла флакон.
Полусонный и горячий, Гарри тем не менее имел свой взгляд на вещи. Когда мать поднесла к его губам лекарство, он затряс головой и объявил:
— Хочу яблочного сока.
— Я тебе вот что скажу, малыш, — принялась уговаривать Лора, — ты сейчас выпей немножко лекарства, а завтра я тебе дам твой яблочный сок.
Тут жажда взяла свое, и Гарри, поморщившись, выпил.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Барни.
— Папа, я спать хочу, — ответил мальчик.
— Хорошо! — Барни изобразил восторг. — Вот и ложись. Сон тебе на пользу.
Лора положила его в кровать, и оба опять заняли вахту по обе стороны от сына.
Теперь их одолел такой страх, что они не могли даже говорить. Барни включил радио, нашел местную волну и стал вполуха слушать дебаты на тему ресторанов, где можно появляться «топлесс». Пятнадцать минут прошло в молчании. Потом Барни пробормотал:
