— Я знаю, генерал, — угрюмо сказал Линк.
Шелтон вгляделся в усталое лицо Беннета и уловил его подавленное настроение. Он вдруг с подчеркнутой строгостью приказал:
— Подполковник Беннет, не соизволите ли встать?
Линкольн поднялся, не сразу поняв, что у Шелтона на уме. Но тут генерал полез в ящик стола и достал небольшую коробочку. В ней лежала пара золотых петлиц в виде дубовых листьев.
Его произвели в полковники.
— Не снимете ли свои серебряные? — спросил Шелтон опять официальным тоном.
Линк подчинился.
Шелтон прикрепил ему на погоны новые знаки различия и заметил:
— Новое звание гоняется за тобой по всей Европе. Поздравляю, полковник Беннет.
— Что мне сказать, Джон?
— Побереги слова. Потому что, помяни мое слово, тебя еще ждет серебряная звезда.
На что Линк с улыбкой ответил:
— Нет, Джон, я думаю, наша армия пока не готова производить мне подобных в генералы.
Вечером полковник Беннет закончил письмо сыну. Разумеется, он не мог описать все, что увидел в тот день. Он даже не сумел подобрать подходящие сравнения, чтобы невинный ребенок смог это выдержать. Он был глубоко религиозным человеком.
Единственное, что приходило ему на ум, — это Голгофа и приведенные апостолом Матфеем слова распятого Христа: «Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» Ибо небо и земля, несомненно, отвернулись от несчастных жертв, а потом было уже поздно.
Голова у него болела — опять эта чертова лихорадка! А грудь ныла от кашля. Лучше побыстрей дописать письмо и лечь в постель. Он написал сыну, чтобы тот хранил свою веру и был внимателен к бабушке, а еще — молился о том, чтобы они поскорее вновь были вместе.
Он запечатал конверт и сунул в карман кителя. Развязал шнурки армейских ботинок и растянулся на койке.
Утром на инструктаже полковник Линкольн Беннет приказал своим людям присоединиться к другим подразделениям, уже выполнявшим различные задания. Одни охотились за лагерными надсмотрщиками, при приближении союзников попрятавшимися по соседним лесам. Другие распределяли лекарства и продовольствие. Сам он вместе с группой старших офицеров по приказу генерала Шелтона отправился осматривать лагерь.
Ряд за рядом они обходили бараки, чьи обитатели сейчас неподвижно лежали на улице, греясь в лучах весеннего солнца. Вдруг он увидел солдатские грузовики, доверху забитые трупами.
Какой-то офицер из другого полка спросил Шелтона:
— Прошу прощения, сэр, но разве нельзя умерших перевозить каким-то… более достойным образом?
Генерал помотал головой:
— Видит Бог, я бы тоже хотел сделать все как полагается, но мы не знаем, как помочь живым. В лагере уже бушует эпидемия тифа, и одному Богу известно, какую еще заразу могут таить в себе эти гниющие трупы. А уцелевшие в таком состоянии, что могут упасть замертво, если их просто похлопать по плечу.
«Или дать плитку шоколада», — подумал Линк.
Они осмотрели «рабочую зону» — место, где узников заставляли таскать с места на место тяжелые камни без всякой цели, затем только, чтобы их уморить. Они видели колючую проволоку, по которой каких-то сорок восемь часов назад бежал ток.
Когда дошло дело до крематория, где людей превращали в пепел и дым, у Беннета в мозгу осталась только одна мысль: человеческий разум не в состоянии найти оправдание действиям нацистов.
«Экскурсия» заняла около трех часов. В начале первого они вернулись в штаб. Генерал объявил, что церковная служба для офицеров состоится в час, и распустил людей. Все разошлись, а Линк задержался, чтобы задать Шелтону пару вопросов.
— Сэр, я знаю, что несколько охранников лагеря пойманы. Что вы намерены с ними сделать?
— Кто уцелеет, несомненно, предстанет перед трибуналом.
— В каком смысле «уцелеет»?
— Видишь ли, — с видимым волнением пояснил генерал, — иногда с ними успевают расправиться узники. Ты удивишься, но даже самые слабые, самые больные заключенные находят в себе силы разорвать этих подонков в клочья, прежде чем мы их остановим.
— А вы пытаетесь их остановить?
— Конечно, Линк, — ответил Шелтон. И, понизив голос, добавил: — Только мы не очень спешим.
В этот момент Линк услышал отчаянный возглас:
— Полковник! Подождите, пожалуйста, сэр!
Он обернулся и увидел ковыляющего к нему Хершеля. Глаза его возбужденно горели.
— Полковник Беннет, вы должны мне помочь. Пожалуйста, пожалуйста, я вас умоляю! Это Ханна, моя жена…
— Так вы ее нашли?
Хершель кивнул и выпалил:
— Она в лазарете. Вы должны мне помочь. Пожалуйста, скорее!
Линк попытался его успокоить:
— Послушайте, если ей оказывают медицинскую помощь…
— Нет-нет! Вы меня не поняли. Ей не оказывают медицинскую помощь. Они решили дать ей умереть. Пожалуйста, идемте!
Подойдя к медицинскому бараку, Линк и Хершель увидели больных в лохмотьях, лежащих на улице в ожидании, когда их внесут внутрь. Из здания доносился едкий запах дезинфекции.
Внутри был подлинный ад, где крики боли перемешивались с торопливыми командами докторов и сестер. Линк быстро отыскал дежурного врача.
Подполковник Хантер Эндикотт, командир медсанчасти, высокий белый офицер в очках, был родом из Джексона, штат Миссисипи, и был белым до мозга костей. К тому же сейчас он был чрезвычайно занят, так что времени на болтовню с чернокожими посетителями, пусть даже с офицерами, у него совсем не было.
Пока Хершель сзади отчаянно что-то лопотал по-немецки, Линк спокойно осведомился у врача о состоянии здоровья Ханны. Ответ нельзя было назвать любезным.
— Боюсь, она на сортировке, — небрежно объяснил врач;— А теперь прошу меня извинить, мне надо спасать людям жизнь. — И двинулся прочь, вызвав у Линка безотчетное желание схватить его за рукав.
Но он лишь прокричал вслед:
— Что вы называете сортировкой?
— Послушайте, я же вам объяснил, что мне некогда!
— Позвольте вам напомнить, — негромко, но твердо произнес Линк, — что я старше вас по званию. И отдаю приказ. Объясните мне, что с женой этого человека!
Эндикотт вздохнул.
— Извольте, полковник, — с нажимом произнес он. — Сортировкой мы называем определение очередности оказания помощи больным и раненым. Надеюсь, мне не нужно вам объяснять, что тут масса больных, что у всех у них тиф или они вот-вот заразятся. Наши люди рассортировали всех на три группы в соответствии с перспективами их излечения. Это те, кого можно спасти, те, для кого прогноз сомнительный, и те, кого уже не спасешь. Увы, жена этого человека оказалась в последней категории.
