«Ким Тауэр
Генеральный продюсер».
Сэнди взялся за ручку двери и, к своему смущению, почувствовал, что ладони у него взмокли. Оставалось надеяться, что она не станет пожимать ему руку.
Святилище охраняли два секретаря — женщина и мужчина. Парень был совсем молод и напоминал беззаботного курортника, женщина, лет тридцати с небольшим, имела строгий, элегантный вид.
— Добрый день, профессор Рейвен, — приветствовала она с понимающей улыбкой. — Меня зовут Элеонора, я секретарь мисс Тауэр. Как же вы на отца-то похожи! Фантастика! Мисс Тауэр сейчас говорит по телефону, как закончит, так сразу вас примет. Не угодно ли чашечку кофе?
— Нет, спасибо, — сухо ответил Сэнди.
— Тогда, может, чаю? Или воды?
Сэнди был так зол, что не хотел принимать никаких знаков внимания, исходящих из этого змеиного гнезда. Но он вдруг почувствовал, что очень устал, и согласился на кока-колу-лайт.
— С кофеином или без? — уточнила Элеонора.
Сэнди выбрал с кофеином, рассчитывая, что это поможет ему провести сражение длиной в полторы минуты. Это как максимум.
Вскоре раздался звонок селектора, и голос Рошель спросил, пришел ли Рейвен.
— Да, мисс Тауэр. Проводить?
— Нет, нет, — ответил голос. — Это же старый друг. Я сама к нему выйду.
Сэнди набрал воздуха, дверь кабинета распахнулась, и в приемную во всей своей красе выплыла Рошель Таубман.
Сэнди никогда не придавал большого значения женской моде. Весь его опыт в этой области сводился к тому, что он сообщал Джуди, хорошо ли она выглядит, либо, под усиленным давлением, объяснял, чем ему не нравится ее наряд.
Но из многочисленных интервью он знал, что Рошель одевается у модельеров, умеющих делать еще прекраснее и без того хорошие фигуры, а формам, безупречным от природы, придавать эффект атомной бомбы.
Рошель улыбалась.
— Сэнди, вот так сюрприз! Как я рада тебя видеть! Входи же.
К счастью, руки она не подала. Да и щеку для поцелуя не подставила — эти страхи мучили его всю ночь.
— Присаживайся. — Она показала на шикарные кресла, полукругом стоящие перед огромным столом с мраморной столешницей. — Бог ты мой… Я правда рада тебя видеть, — все еще улыбаясь, повторила она. — Чего-нибудь выпьешь?
— Нет, спасибо, — негромко отказался Сэнди. — Элеоора обо мне уже позаботилась.
Наступило молчание. Сэнди в упор смотрел на Рошель, ожидая, когда она проявит хоть малейший признак смущения. Или хоть каких-нибудь эмоций.
Наконец хозяйка кабинета произнесла:
— Что тебя привело к нам в Калифорнию?
«Вот так дела, — подумалось Сэнди. — О моем переходе сюда даже в газетах писали. Небось ничего, кроме „Варьете“, не читает».
— Вообще-то, я теперь живу здесь, — ответил он. — Работаю в Калифорнийском технологическом институте. Занят в новом проекте по генной инженерии.
— Генная инженерия? Наверное, очень интересная наука. Жаль, у меня совсем нет времени читать, но все, что связано с ДНК, меня просто восхищает.
— Ты знаешь про ДНК? — удивился Сэнди. В его голосе послышались снисходительные нотки.
— Самую малость. Мы пробовали сделать один фильм, помнится, название было «Двойная спираль». Но сценаристы не осилили.
Вторая пауза оказалась еще продолжительнее.
Рошель чувствовала, что ее чары, роскошный кабинет, многочисленные статуэтки Оскара на полках уже не впечатляют Сэнди.
Она благоразумно взяла инициативу на себя.
— Мне жаль, что с твоим отцом так получилось.
«Да как же так можно! — хотелось крикнуть Сэнди. — Сама его вышвырнула на улицу, а теперь говорит так, словно он попал в аварию».
— Мне тоже жаль, — нахмурился он. — Но наше с тобой огорчение — ничто в сравнении с тем, что чувствует человек, отдавший этой студии двадцать лет жизни.
— И потерявший почти двадцать миллионов казенных денег, — добавила она негромко, но с выражением.
— Рошель, я в это не верю! — возразил Сэнди. — Вначале он делал очень хорошие картины — и при скудном бюджете, позволь заметить.
— Вот что я тебе скажу, — заявила Рошель. — Сидни действительно когда-то был для студии ценным приобретением. Но когда это было! Сэнди, ты же ученый, тебе ли не знать, как все переменилось с тех пор, как мы были детьми.
Ее корректность окончательно взбесила Сэнди. Но он твердо решил тоже не повышать голоса.
— Прошу меня извинить, мисс Таубман, но насколько мне известно, кинематограф и наука — это разные вещи.
— В том-то и дело! — Она подалась вперед. — В кино самое важное — интуиция. По нашей статистике, большинство зрителей — это подростки. Разве можно требовать от шестидесятилетнего старика, чтобы он проникся современной молодежной культурой?
Разглагольствования Рошель его бесили. И одновременно он восхищался несгибаемостью и ловкостью, с какой она продолжала парировать его доводы.
— Если следовать твоей логике, Рошель, — возразил он, — то все педиатры должны быть маленькими детьми.
Она на минуту смешалась, потом решила прибегнуть к помощи юмора.
— Это очень умное замечание, Сэнди. Я именно это и имела в виду.
Она бросила взгляд на «Ролекс» и поднялась.
— Господи, мне уже давно пора быть в зале. Серджо терпеть не может ждать. Позвони мне как-нибудь, сходим пообедать.
Сэнди взорвался:
— Рошель!
В глазах ее мелькнуло торжество: она его переиграла. Умение сохранять невозмутимость в ответ на враждебность было не просто одной из ее сильных сторон — без этого навыка в Голливуде она бы вообще ничего не добилась.
— Да? — официальным тоном откликнулась она.
— Давай оставим в стороне его верность студии, все те годы, что он тут горбатился. Давай вспомним одну только вещь — твою собственную карьеру.
Она никак не отреагировала, предоставив ему возможность продолжить свою страстную тираду.
— Да если б не мой отец, ты бы и в этом кабинете сейчас не сидела!
Возможно, Рошель не привыкла выслушивать правду. Во всяком случае, она вдруг тоже потеряла самообладание.
— Ну, это только ты так думаешь, — со змеиной улыбочкой ответила она. — Я, например, считаю это большим преувеличением. Как бы то ни было, Сэнди, приятно было повидаться.
И она удалилась, оставив Сэнди наедине с его праведным гневом.
Как же можно было любить такое чудовище? — мелькнуло у него в голове.
50
Изабель
Есть научные открытия, на которые ученый наталкивается почти случайно.
