Ну вот опять!
Кто-то что-то, как всегда, прошляпил, а она должна спасать
положение, пропади оно все пропадом! Разве она виновата, что гениальный
корреспондент с многозначительным именем Гриша Распутин опять запил, или
закурил, или что там у них принято, у наркоманов?.. Она в сердцах лупила по
клавиатуре, и истязаемый старенький компьютер стонал почти человеческим
голосом. Он был ни при чем, но Лидия его в этот момент ненавидела.
— Лидия, ты чего? — спросил, протискиваясь мимо, Саша
Воронин, корреспондент отдела культуры. — Ты пытаешься компьютер разбить или
работаешь?
— Работаю, — процедила Лидия не оглядываясь. Сашка был
большой и сильный и не мог пролезть в узкое пространство между ее креслом и
стеной, но от злости она даже на сантиметр не подвинулась, хотя чувствовала,
как он пыхтит, пытаясь ее сдвинуть. — И не мешай мне, Христа ради! Надо тебе в
коридор, выйди, как все люди, а меня не дергай!
Сашка в конце концов протиснулся и сказал осуждающе:
— Я тебя и не дергаю. Больно надо…
— Ее, видишь, Игорь запряг на ночь глядя, — сказала из угла
спокойная и добродушная редакторша Нина. — Гришка опять в отключке, материал не
сдал, который в номер давно заявлен…
— Гришка через день в отключке. — Саша остановился на пороге
и закурил. В комнате курить было нельзя, за это шибко гоняли пожарные, зато в
коридоре можно, и все курили, стоя одной ногой в комнате, а второй в коридоре —
так, чтобы и телефон слышать, и пожарных не злить. — У Игоря запасного варианта
нету, что ли?
— Лидия у него запасной вариант. — Нина закурила прямо в
своем углу. Она проработала в этом здании лет пятнадцать и никого не боялась. —
Может, тебе сделать кофе, Лидия?
— Отстаньте от меня немедленно и навсегда, — пробормотала
та, лихорадочно читая только что написанное. — Ты не знаешь, Нинуль, у нас в
принтере бумага есть еще?
— У нас в принтере бумага с утра кончилась, — ответила Нина
с удовольствием.
Она любила, когда что-нибудь кончалось. Добыть в хозотделе
бумагу, картриджи, кассеты и всякую прочу” необходимую мелочь не мог никто,
кроме нее. Почему-то заведующая этим самым хозотделом свою работу понимала как
непримиримую борьбу с журналистами, которые изводили кипы бумаги, тысячи
картриджей и тонны ручек. Все это она прятала, зажимала, не давала, лично
убеждалась в том, что все ручки действительно рассосались в редакционном
пространстве, а принтер не печатает, и тогда скрепя сердце выдавала требуемое.
Только Нине она почему-то доверяла как себе самой, поэтому на поклон к Нине то
и дело ломился редакционный люд, жалобно стенающий и посыпающий пеплом свои гениальные
журналистские головы.
— Нинуль, — привычно заныла Лидия, не отрываясь, однако, от
текста, — сходи к своей мадам Плюшкиной, а? Если я сейчас в другой отдел
понесусь распечатывать, я точно ничего не успею. Игорь еще смотреть должен и
править, а он на выпуске, мне его ловить надо…
— Ладно уж, — согласилась Нина, — докурю только и схожу.
Собственный текст Лидии не нравился, выходило как-то коряво
и неубедительно, несмотря на то, что материала было много. Работать в такой
чудовищной спешке она никогда не любила, хотя знала, что в этом есть
определенная журналистская удаль — сел и за пять минут наваял нечто вполне
читаемое и приличное.
— Черт бы их всех побрал, — пробормотала она сквозь зубы,
имея в виду и некстати впавшего в нирвану Гришу Распутина, и зама главного
редактора Игоря Леонтьева, которому пришла фантазия заткнуть Гришкину дырку ее,
Лидиной, статьей, а уже конец дня, и очень хочется домой, и понятно, что туда
она теперь попадет не скоро — пока напишет, пока Игорь прочтет, пока она все
поправит, а потом сдаст на выпуск…
Злясь на весь свет, она зажала ладонями уши, пытаясь
осознать, что именно не так в ее тексте и как это можно быстро исправить, но
озарение не приходило.
— Я пошла к Галине, — прямо в ее ладонь, прижатую к уху,
прокричала Нина. Галиной звали ту самую хозяйственную даму. — Ты все-таки
телефон слушай.
— Да пусть он сгорит, этот телефон! — проворчала Лидия,
отнимая от ушей руки и вновь принимаясь яростно печатать.
Сашка у двери покачал головой.
— Ты что? — спросили из коридора.
— Да вот смотрю, как люди работают, — ответил Сашка с
сарказмом. — Как звери!
В дверь заглянули. Лидия даже не обернулась посмотреть, кто
именно.
— Надо же, — сказали от двери с уважением, — и впрямь как
звери.
Лидия встала и, печатая шаг, как солдат у Мавзолея, подошла
к двери и захлопнула ее перед самым Сашкиным носом.
— Надоели, — пробормотала она, возвращаясь за стол. Когда
минут через пятнадцать пришла Нина и гордо плюхнула на стол две пачки финской
бумаги и затейливую коробочку с новым картриджем, Лидия продолжала все так же
ожесточенно печатать. Сашка давно ушел.
— Сама поставишь? — спросила Нина у Лидиной спины. — Все
равно никого из компьютерщиков нет давно. Один какой-то остался, самый
захудалый, пасьянс раскладывает, я сейчас мимо двери в их отдел проходила,
видела…
— Поставлю, — сказала Лидия, задумчиво глядя в экран. —
Спасибо, Нинуль. Я завтра тебя по-человечески поблагодарю, а сейчас никак не
могу, прости.
Нина одевалась за шкафом, гремела вешалкой и ботинками.
— Ладно. — Она выбралась из-за шкафа, обошла стол и
поцеловала Лидию в щеку. — Пока. До завтра.
— До завтра, Нинуль, — скороговоркой произнесла Лидия,
которой в голову пришла очередная гениальная мысль. — Мы бы все без тебя просто
пропали.
— Ну естественно, — согласилась Нина и вышла, заботливо
притворив за собой желтую учрежденческую дверь. Моментально стало не то чтобы
тихо, а как-то глухо. Редакционная жизнь отдалилась, как шум горной речки,
скрывшейся за поворотом дороги.
Хорошо бы хоть полчаса никто не приставал, не торопил, не
лез с вопросами про Гришку, Игоря и неожиданный аврал. Всего только полчаса, и
она закончит… Полчаса. Полчасика…
Зазвонил телефон.
Лидия подпрыгнула в кресле, потеряв сразу и мысль, и место в
тексте, которое только что сосредоточенно правила, и оглянулась на телефон. Он
разливался бодрым утренним звоном, и ему было совершенно наплевать на то, что
он сбил Лидию с мысли.
— Пошел вон! — закричала она, отыскивая потерянную строчку,
но он не унимался. — Я все равно не подойду, — громко сказала Лидия, упрямо
глядя в компьютер. — Можешь не орать.
Но телефон не поверил в серьезность ее намерений.
