— Лидия, — заговорил он, не поднимая глаз, — я дождусь
когда-нибудь материала о Тимофее Кольцове или нет?
“Ходишь, ходишь в школу, а тут — бац! — вторая смена…” —
быстро подумала Лидия.
— Игорь, ты же знаешь, что у него какая-то совершенно
непробиваемая юридическая служба, — осторожно, как будто пробуя зыбкую болотную
почву, начала Лидия. — Они со мной не разговаривают, и все. В пресс-службе
говорят, что нет санкции руководства. Пардон, мадам.
— Мне наплевать на юридическую службу, — отчетливо выговорил
Игорь, подняв наконец глаза от бумаг. — Я поручил тебе взять интервью. Поручил,
между прочим, уже давно. Через неделю это интервью можно будет смело засунуть
в… в одно место. И я даже знаю, в какое, — договорил он. Лидия вдруг с
изумлением обнаружила, что он едва сдерживается. Очевидно, с утра ему от
кого-то крепко досталось и он погнал волну дальше — на подчиненных.
— Может, я макет оставлю, а сам попозже зайду? — с некоторым
опозданием предложил Стае из-за кресла.
— Не нужно мне никаких “попозже”! — рявкнул Леонтьев. — Знаю
я эти ваши “попозже”! Мне тебя потом по всей редакции искать радости мало!
Отвечай, Лидия, что там с Кольцовым?!
— Ничего. Все как обычно. — Она старалась говорить спокойно.
Она ни в чем не была виновата и прекрасно это знала. Больше того, и Леонтьев
это прекрасно знал.
— Обычно — это когда журналист договаривается с кем-то, едет
и берет интервью, — процедил Леонтьев сквозь зубы, опуская глаза на бумаги. —
Так все происходит обычно. А сейчас у нас что происходит?!
Это был “наезд” ради “наезда”, и они — все трое! — понимали
это и делали вид, что не понимают.
— Игорь Владимирович, — начала Лидия тоном, несколько более
официальным, чем обычно, — вчера на летучке я докладывала о положении дел с
компанией “Янтарь”. С ее главой пообщаться невозможно. Пресс-служба и
юридическая служба стоят насмерть, как наши под Брестом. Пока не начался
процесс, они не хотят разговаривать ни с кем из журналистов.
— Ни с кем? — переспросил Игорь неприятным голосом. — Ни с
кем из журналистов? Если вы не читаете газет, Лидия Юрьевна, могу вам сообщить,
что Тимофей Кольцов заявлен сегодня в программе “Зеркало” на втором канале.
— Как? — ошарашенно переспросила Лидия, совершенно позабыв о
том, что должна “делать лицо и держать тон”.
— Очень обыкновенно. Дать посмотреть программу или ты мне и
так поверишь?
— Игорь, я честно долблю их каждый день по сорок раз.
Барышни на ресепшэне уже знают меня по голосу. Пресс-служба переадресовала меня
к главе юридической службы, но с ним тоже поговорить невозможно, я обшаюсь с
каким-то его пятнадцатым помощником, да и то не каждый день, а только когда он
до меня снисходит…
— Ты понимаешь, что это — все? — Как настоящий журналист
Игорь несколько сгущал краски. — Твоя статья после “Зеркала” никому не будет
нужна! Я не хочу подбирать объедки за теми, кто успел раньше, ясно тебе? Это
информация, а не фабрика по производству галош! Нужно работать, землю рыть, а
не ссылаться на какую-то там, черт побери, юридическую службу!
Это было обидно и несправедливо. Даже для Игоря Леонтьева,
большого начальника и вообще “первого в Риме”.
Он давно был осведомлен о том, что с судостроительной
компанией “Янтарь” у Лидии все застопорилось на самой начальной стадии.
Пресс-служба охраняла Великого и Могучего Тимофея Кольцова, как целая стая
преданных сторожевых собак. Раньше такого никогда не было.
Промышленник и политик Тимофей Кольцов не особенно ладил с
прессой, но все же был лоялен, и пробиться к нему на интервью было делом
сложным, но в принципе возможным. В прошлом году он с блеском выиграл
губернаторские выборы в своей родной Калининградской области и стал еще менее
доступен, но все же какие-то шансы у журналистов оставались. Добраться до него
стало совсем невозможно, когда начался судебный процесс. Директор
судостроительного завода “Янтарь”, одного из многочисленных кольцовских
промышленных предприятий, подал в суд на хозяина.
Случай был совершенно беспрецедентный.
Журналисты насторожились.
Директор завода выступил по первому каналу и объявил на весь
белый свет, что Тимофей Кольцов бандит и жулик. Это утверждение повторила
влиятельная московская газета, и пишущее сообщество задумалось: одни выборы — в
удельные князья — только что прошли, другие выборы — в цари — были еще далеко.
Связываться с такой акулой, или скорее королевской коброй, просто так не стал
бы даже самоубийца. Значит, решили журналисты, за этой внезапной атакой стояло
что-то — или кто-то! — еще более тяжелое и влиятельное.
Тимофей Кольцов прославился тем, что никого и ничего не
боялся, в большую политику никогда не лез и к олигархам “первого эшелона”,
которые шеренгами маршировали по телевизионным экранам, не принадлежал. Его
победа на выборах казалась совершенно невероятной. Он медленно и тяжело
говорил, почти ничего не обещал, был грузен и неповоротлив и на фотографиях
выглядел так, что казалось, будто его насильно втиснули в слишком узкие рамки.
Но на него работали профессионалы, самые лучшие профессионалы, которых только
можно было найти. Все его минусы они ловко и незаметно обращали в плюсы, а
недостатки использовали так, что они становились достоинствами. Даже покушение
на него было подано пресс-службой не как бандитская разборка, а как попытка
избавиться от честного и неподкупного предпринимателя. Говорили еще, что в
области у него действительно порядок, что он задавил и извел наркоту —
неслыханное дело для портового города! — что в отделе кадров завода “Янтарь”
заявлений о приеме лежит на десять лет вперед, что дороги он починил, что
рыболовную флотилию прибрал к рукам, а не продал за бесценок норвежцам.
Искушенный журналист Лидия Шевелева была совершенно уверена, что девяносто
процентов из этого можно отнести на счет недюжинного таланта сказителей из его
пресс-службы, но даже оставшиеся десять процентов вызывали уважение и некоторую
робость.
Когда директор завода затеял судиться, дверь в империю под
названием “Тимофей Кольцов”, и так приоткрытая лишь наполовину, захлопнулась с
чудовищным чугунным грохотом. Неизвестно, кто именно принял решение не
подпускать журналистов на пушечный выстрел — сам ли Тимофей Ильич или его
продвинутая пресс-служба, — но решение было принято, чугунная дверь
захлопнулась, журналисты остались по эту сторону. И сколько они ни
подпрыгивали, сколько ни вытягивали шеи, сколько ни становились друг другу на
плечи, разглядеть, что происходит за стеной, никому не удавалось.
И вот теперь “Зеркалу” удалось.
Неужели удалось?
— Может, это просто… реклама? — осторожно спросила Лидия. —
Никакого Кольцова они не ждут, но хотят, чтобы все их смотрели?
— Очень умно, — ответил Леонтьев зло, — и очень похоже на
правду. Кроме того, мне совершенно наплевать, чего они там хотят. Я знаю, чего
я хочу! Я хочу интервью с Кольцовым, а у меня его нет и, я так понимаю, не
будет. А? Не будет?
