— С вами трудно разговаривать, Егор Степанович, — неожиданно
вздохнули в трубке, и Егор перестал рисовать рожи.
Очевидно, эта Лидия Шевелева неплохая журналистка, потому
что она тоже виртуозно меняла интонации, на ощупь как бы примеряясь, пытаясь
установить, на что в конце концов клюнет этот сухарь, не умеющий общаться с
прессой.
— Мы выпустим пресс-релиз, — пообещал Егор, которому
неожиданно надоел разговор. Он не любил, когда кто-то пытался нащупать его
слабые места да еще так откровенно. — Следите за нашими сообщениями.
— Буду следить, если больше ничего не остается. Скажите, а
ваш бойкот средств массовой информации не распространяется на программу
“Зеркало”?
“А, дьявол тебя возьми! При чем здесь “Зеркало”? Я ничего не
знаю ни про какое “Зеркало”!”
— Боюсь показаться неоригинальным, — заявил Егор холодно, —
но все же повторюсь — никаких комментариев.
— Означает ли это, что бойкот все же существует, но на
отдельные средства массовой информации не распространяется?
— Это означает то, что означает, — Егор старался быть
терпеливым, — никаких комментариев.
— Ясно, — подытожили в трубке. — Вы сослужите вашему шефу
плохую службу, если будете с ходу отметать журналистов, Егор Степанович.
— Спасибо, что предупредили. — Егор захохотал, еще не донеся
трубку до аппарата.
Наверное, она услышала, как он захохотал, эта леди с
голосом, похожим на теплый французский коньяк. Даже скорее всего услышала. Но,
елки-палки, никто уже много лет не учил его жить и не пытался так откровенно
заставить плясать под свою дудку.
“Что происходит на свете, а? Вчера ночью я подрался у
подъезда собственного дома, сегодня почему-то разговариваю с никому не
известной журналисткой, трачу на нее время и сдерживаюсь из последних сил,
чтобы не начать оправдываться!
Да, и еще “Зеркало”, о котором она говорила. Что там
надумали в пресс-службе? Он не даст разрешения на интервью даже Ларри Кингу из
Си-эн-эн, не то что “Зеркалу”… Хотя шеф вроде дружит с ведущим этого самого
“Зеркала”. Или это не он дружит, а его жена?..”
Егор несколько секунд подумал.
Ситуация требовала прояснения. В конце концов, он привык
быть последовательным.
Он нажал кнопку и негромко сказал в селектор:
— Соедините меня с Игорем Абдрашидзе.
Так звали зама по прессе. Егор не слишком его любил, потому
что Абдрашидзе был ближе к шефу, чем сам Егор, и следовательно, имел больший
вес и влияние.
Если Абдрашидзе решил что-то через голову Егора Шубина,
значит, нужно заставить его отыграть назад и дать понять, что через эту самую
голову перешагнуть нельзя. Или вместе, или никак.
Он умел ставить людей на место и делал это так же виртуозно,
как менял тон в разговоре.
— Слушаю, Егор Степанович, — раздался в селекторе
прокуренный голос с чуть слышным грузинским акцентом. — Доброе утро. Мы с тобой
вроде не виделись сегодня?
— Не виделись, Игорь Вахтангович, — подтвердил Егор. —
Доброе утро. Вопрос у меня к тебе. Есть время, чтобы ответить?
— Что это? — спросил Леонтьев недовольно. Он пил в
редакционном буфете кофе, одним глазом читал чью-то уже размеченную статью и
мерно постукивал по столу мобильным телефоном, как будто это карандаш или
сигарета. На лице у него была сосредоточенная скука, и, оглянувшись по
сторонам, Лидия моментально поняла, откуда весь его байроновский вид. За
соседним столиком сидели две неизвестные красотки и во все глаза рассматривали
погруженного в задумчивость Леонтьева.
— Прости, что не даю тебе допить кофе в тишине и покое, —
сказала Лидия, испытывая мстительную радость от того, что ее спина загородила
красоткам всю полосу обозрения. — Просто я боюсь, что потом тебя не застану.
Вот, возьми и послушай.
— Что слушать-то? — Леонтьев повертел кассету в руках. — Это
что? Запись разговора Березовского с Гусинским?
— Это запись разговора Шевелевой с Шубиным, — пояснила
Лидия, — и это гораздо интереснее, чем Березовский с Гусинским.
— Кто такой Шубин? — спросил Игорь рассеянно. Красотки
поднялись из-за своего столика, он проводил их глазами.
Лидия вздохнула:
— Шубин — это как раз и есть глава юридической службы
Тимофея Кольцова, из-за которого ты утром чуть меня не уволил.
— Ну не уволил же… — пробормотал Леонтьев. — Видишь, значит,
до него вполне можно дозвониться, правда?
— Я дозвонилась до него совершенно случайно. Просто сегодня
куда-то делись все его пятнадцать помощников и он вынужден был поговорить со
мной.
К тому же я ничем, кроме этих дурацких звонков, не
занималась.
— И что он говорит, этот Шубин?
— Ни кроватей, говорит, не дам, ни умывальников… — себе под
нос пробормотала Лидия. Ей тоже хотелось выпить кофе, и она раздумывала,
прилично ли будет расположиться рядом с замом главного или лучше подождать,
пока он уйдет.
— Что?! — Игорь наконец посмотрел на нее, а не сквозь нее,
как смотрел все это время.
— Шубин говорит, что никакого интервью не будет. От вопроса
о “Зеркале” он ловко ушел. — Лидия все-таки уселась за стол, хотя Леонтьев ее
не приглашал и не испытывал никакого дискомфорта от того, что сам сидит, а она
стоит перед ним почти навытяжку, как нашкодившая восьмиклассница перед завучем.
— Ладно, — заявил Игорь снисходительно, — я ему сам позвоню,
этому Шубину.
Лидия пожала плечами:
— Звони.
Иногда он вел себя просто ужасно. Он умел задеть как-то на
редкость больно и даже не заметить этого.
Он сам позвонит! Это означало, что Лидия с заданием не
справилась и теперь требуется вмешательство начальства. Начальство на Лидию
понадеялось, а она… подвела. Как лошадь из анекдота, которую просили —
всего-навсего! — сделать сальто в воздухе, а лошадь так и не смогла.
— Кофе будешь? — спросил Леонтьев. — Заказать тебе?
— Закажи, — согласилась Лидия. — Игорь, я тебе хотела одну
штуку показать и спросить, что ты об этом думаешь.
— Спроси, — в тон ей ответил Леонтьев, и они неожиданно
улыбнулись друг другу.
Жаль, что так ничего у них и не сложилось.
Все давно ушло, и больное место уже не горело огнем, а всего
лишь ныло тупой бессмысленной болью, но иногда — на секунду! — вспыхивал и
пропадал злой всполох уже почти совсем побежденного, почти задавленного пламени
— господи, ну почему, почему так ничего и не сложилось?!
