Из укрытия были хорошо видны не только подъезд и вестибюль,
но и вся стоянка. Стоянка небольшая, вместительная, закрытая с улицы. Въезд
перегорожен шлагбаумом. Рядом — будочка, в ней два охранника. Они по очереди
выходят покурить. Один выходил три, а второй четыре раза. Это значит, что
прошло уже около часа.
Впрочем, спешить некуда, время есть.
Поток машин на Ильинке, и без того не слишком плотный,
совсем поредел. Начальники первой волны — средние и мелкие — уже проехали, а
высокие еще трудятся.
Выполняют и перевыполняют.
Решают и перерешают…
Красавицы тоже иссякли. Неторопливые автоматические двери
пропускают в основном мужчин, которые выходят по одному и не сбегают, а солидно
проносят себя до автомобилей.
Не пропустить бы. Ошибиться никак нельзя…
Очень высокий человек в распахнутом длинном пальто вышел из
лифта и остановился посреди залитого светом холла, словно давая себя
рассмотреть. Он что-то неслышно говорил в телефон, очки поблескивали с холодным
высокомерием.
Он.
Нужно дождаться, когда он выйдет на крыльцо, и тогда —
вперед. Ни секундой раньше или позже, иначе можно нарваться на охрану.
Ну сколько можно говорить?
Выходи…
Ну выходи же!..
Мужчина за чистым стеклом небрежно сунул телефон в карман
пальто, слегка кивнул кому-то и широкими шагами пошел к двери.
Да. Сейчас.
Лидия выскочила из засады, пулей пронеслась мимо будочки со
шлагбаумом, поскользнулась на подмерзшем асфальте, удержалась на ногах и
вылетела наперерез Шубину, как раз когда он оказался на нижней ступеньке
крыльца.
Хлопнула дверь, загрохотали ботинки — из будочки вывалились
охранники.
— Егор Степанович, — выпалила Лидия, — моя фамилия Шевелева,
газета “Время, вперед!”, мы разговаривали с вами утром по телефону. Мне
необходимо с вами поговорить.
Мужчина смотрел на нее сверху вниз, и за стеклами его очков
было невозможно разглядеть выражения глаз. Он смотрел и молчал, и Лидия
неожиданно сильно струхнула.
— Егор Степанович…
Он молчал еще секунду, и Лидия уже решила, что сейчас он
отдаст ее на растерзание охране.
Сзади ее сильно толкнули, и от неожиданности она уронила
портфель.
— Все в порядке, это пресса, — сказал Шубин как ни в чем не
бывало. — Пресса всегда появляется… внезапно.
— Вы ее знаете, Егор Степанович? — тяжело дыша прямо ей в
ухо, спросил подбежавший охранник.
— Знаю, — кивнул Шубин.
— В следующий раз, девушка, — очевидно, не сдержавшись,
добавил второй, — если вы так побежите, вас кто-нибудь пристрелит.
— Это точно, — подтвердил первый. — Вы в офисе разговаривать
будете, Егор Степанович? Если в офисе, тогда зарегистрировать бы надо.
— В офис я ни за что не вернусь, — проговорил Шубин,
продолжая внимательно изучать ее, как будто сообщал ей новость. — Пойдемте в
мою машину. Спасибо, ребята!
Он отвернулся и пошел куда-то вбок, как бы за здание,
совершенно не заботясь о том, идет за ним Лидия Или нет.
Ну и юрист. Не юрист, а террорист какой-то.
Он свернул за ряд голубых елей, засыпанных снегом и
по-новогоднему нарядных. Лидия трусила за ним, как провинившаяся собака за
хозяином. За елями оказалась еще одна стоянка, на которой дремали всего три
машины: два громадных тяжеловесных джипа и какой-то длинный представительский
лимузин.
Один из джипов при их приближении весело хрюкнул, подмигнул
фарами и весь залился светом изнутри и снаружи. Лидия от неожиданности даже
приостановилась.
— Ну что же вы? — спросил Шубин насмешливо. — Садитесь.
— Егор Степанович, мне очень неловко, что я…
— Извинения можете потом написать на бумаге и прислать мне
на факс. — Он распахнул перед ней дверь. — Садитесь.
— У меня только одна… — все пыталась объяснить она, неловко
взбираясь на высокую подножку.
Он подождал, пока она наконец усядется, захлопнул дверь,
обошел джип, в свете фар и в фалдах своего длинного пальто очень похожий на
графа Дракулу, сел на водительское место и включил зажигание.
— Что вам нужно?
Лидия смотрела на него во все глаза. Он был совсем не таким,
каким она его себе представляла. Он оказался старше и… неприятнее, чем на
фотографиях или по телефону. Пожалуй, ему за сорок, а не около сорока, и он
самоуверен до такой степени, что хочется сию минуту сделать что-нибудь, что
лишило бы его этой самоуверенности. Он из тех людей, в разговоре с которыми
никогда не можешь найти “достойного ответа”, зато к трем часам ночи сочиняешь
целые монологи с единственной целью — как-то оправдать в собственных глазах то,
что он так и не признал в тебе человека… Да еще очки…
Консервативные, как “кадиллак” пятьдесят третьего года,
стильные, стоящие бешеных денег. Не очки, а символ общественного и
материального положения.
И глаз не видно. И выражение лица не разберешь.
Очень удобно.
— Егор Степанович, меня зовут Лидия Шевелева, — решительно
начала она. — Мы разговаривали утром по телефону, помните?
Он молча кивнул.
— Мне пришлось ловить вас таким… странным образом потому,
что вы не стали бы со мной встречаться, а мне это очень важно.
— Я не дам разрешения на интервью, госпожа Шевелева, —
сказал он ровно. — Вы не будете возражать, если я закурю?
Боже, он еще и вежливый! Впрочем, говорят, и крокодилы
плачут, когда поедают очередного зазевавшегося туриста.
— Нет-нет, — заторопилась Лидия, — то есть да-да, курите,
пожалуйста.
— Вот спасибо, — поблагодарил он. — Вы курите? Лидия
прикурила от его зажигалки, хотя ей вовсе не хотелось курить. Перед тем как
выскочить из кустов, она выбросила в снег сигарету. Зато у нее появилась
секунда, чтобы обдумать и подкорректировать свою речь.
Егор Шубин сбоку взглянул на нее.
Не только голос был похож на французский коньяк. Она вся
была… похожа. Не так чтобы уж очень хороша, но, взглянув на нее раз, хотелось
посмотреть еще. У нее было яркое лицо — темные глаза, темные брови, красивый
рот. Волосы до плеч, гладкие и блестящие, мечта любого мужчины. Сосредоточенный
лоб — очевидно, она быстро решала, как именно с ним разговаривать, —
смугло-розовые от холода щеки, длинные пальцы. Много колец, но никакого
маникюра. Или это у них теперь такой специальный маникюр, создающий видимость
отсутствия маникюра?..
