— А ты не допускаешь, что это все журналисты устроили? —
Барышев оглянулся на открытую дверь кабинета, где со стеклянным звоном что-то
упало и разлетелось в разные стороны.
— Нет, — отрезал Егор. — Не допускаю. Прости меня, Николай.
Я правда ничего пока не соображаю.
— Еще бы, — пробормотал Барышев. — Ладно, Егор Степаныч, не
дрейфь. Меня на два батяня вызвал, я с ним попробую поговорить и вечерком
позвоню тебе. Так что ты телефончик не выключай. И постарайся спокойно все
обдумать.
— Ладно, — пообещал Егор, — постараюсь. — Как только за
Барышевым закрылась дверь, из кабинета разом показались обе секретарши. У одной
в руках была огромная коробка, у второй два каких-то пакета.
— Мы все собрали, — пропищала вечно напуганная малышка Юля.
— Все, что было, Егор Степанович.
“Им сегодня тоже предстоит тяжелый день, — подумал Егор. —
Как только я уеду, к ним начнут ломиться сотрудники, уже осведомленные о
скандале в верхах родного учреждения, а две эти мыши не только осведомлены, они
даже видели часть скандала собственными глазами! Под вечер весь офис будет
гудеть и упиваться, смакуя подробности того, как уволенный Шубин плакал и
катался по ковру, а Барышев, отец родной, его утешал, а охранник стоял в дверях
и смотрел на все представление. “Вы знаете, я даже не ожидала от Шубина, что он
так может… Ну, подлец — он и есть подлец. Сегодня он шефа сдал, а завтра… И все
ему мало, все мало! Ведь половина компании под ним ходила, а его еще куда-то
понесло, все денег не хватает! Да, с такими соблазнами не многие справляются…
Но наш-то, наш-то на работе по двадцать часов сидел, сотрудников чуть до
больницы не довел, требовательность повышал, какие-то экзамены выдумывал, а
сам… И вечно сердитый, холодный, слова доброго никому не скажет, не человек, а
льдина. Вот вам и льдина!”
Егор быстро шел по устланному серым ковром коридору к
выходу. Позади охранник тащил его вещи. Встречные останавливались и смотрели
ему вслед. Телефон, поставленный на минимальную громкость, непрерывно стрекотал
в кармане — крути расходились все шире и шире, и, вопреки законам физики, волна
не угасала, а, наоборот, нарастала.
Ничего. Осталось совсем немного. Вестибюль, крыльцо, а там…
И в вестибюле было много народу, как будто нарочно все
решили сегодня немного опоздать и таращились на странную процессию с изумлением.
Еще не охваченные сенсационной информацией получали исчерпывающие данные прямо
на месте. Спиной, затылком, шеей Егор чувствовал неистовое возбуждение,
любопытство и страх — адскую смесь, в которую сплавлялись эмоции, когда в
воздухе начинало пахнуть скандалом.
Охранник вынес коробку и пакет на крыльцо, аккуратно
составил одно на другое и сказал, не глядя на Шубина и отряхивая руки:
— До свидания, Егор Степанович, — и моментально скрылся в
сверкающих недрах вестибюля. Это означало, что тут его полномочия исчерпаны.
Егор больше не работает в этой компании, и охранник, следовательно, ему не
служит.
На крыльцо поднимались люди и осторожно здоровались с
Егором. Из-за чистых стекол все смотрели на него. Ему хотелось исчезнуть. Чтобы
больше никто и никогда не мог на него смотреть.
Неловко, двумя руками прижимая к животу свою поклажу, он
добрался до машины и пихнул все на переднее сиденье. За “дворник” кто-то
внимательный и заботливый уже засунул утренний выпуск газеты “Время, вперед!”.
Егор вытащил газету, швырнул ее на щиток и долго не мог сообразить, что должен
делать дальше. Кажется, нужно попасть ключом в замок, повернуть его, запустить
двигатель и уехать, но как это сделать, он не понимал.
Нужно уехать. Хватит развлекать широкую общественность. На
сегодня она уже развлеклась достаточно. Телефон все не унимался.
“Сейчас, если только мне удастся вспомнить, как это
делается, я заведу машину, поеду в редакцию и убью ту суку, что написала про
меня всю эту ложь”. Она наверняка сейчас сидит и радуется, как ловко обтяпала
дельце, свалила с ног такого исполина, как Егор Шубин. И все это с помощью
одной-единственной статьи, напечатанной на дерьмовой газетной бумаге. Она
уверена, что умнее и хитрее всех, эта злобная шлюха, наверное, одна из самых
выдающихся газетных шлюх. Она уничтожила его полностью и целиком, и он тоже
сейчас уничтожит ее. Ему теперь нечего терять, он только что потерял все, что у
него было, — работу, которой он добивался многие годы, и доверие людей, которых
он уважал.
Больше в его жизни не осталось ничего, за что стоило бы
бороться.
Мысль о том, что он может поехать и убить ее, странным
образом воодушевила существо, которое еще три часа назад было человеком и
называло себя Егором Шубиным. Как будто враг перестал быть виртуальным и обрел
совершенно конкретные очертания. Как чудовище из фильма про Годзиллу, в которое
никто не верил, пока оно не откусывало недоверчивым ногу или голову.
Только бы вспомнить, где расположена эта гребаная редакция.
И еще Барышев со своим сочувствием. Все теперь будут ему
сочувствовать, жалеть, давать неискренние и бестолковые советы, а он должен все
это слушать, поддакивать, кивать. У него больше нет никаких прав. Он никто.
Кусок дерьма, безобразный и отвратительно воняющий.
Жалко деда. Дед не переживет позора.
Ключ — наконец попал в замок, двигатель привычно и негромко
заурчал, Егор нажал на газ и вылетел со стоянки в неспешное и солидное движение
Ильинки.
Охранники топтались возле светлой будочки, курили и смотрели
ему вслед.
* * *
— А я бы не решилась, — вставила из своего угла Нинулька.
Лидии почему-то казалось, что она ее осуждает. — Ты же не Генеральный прокурор
и не Сергей Доренко, который за каждую программу “Время” по двадцать тысяч
баксов получал. Ты-то зачем во все это полезла?
— Интересно же… — жалобно пробормотала Лидия. — Невозможно
удержаться, когда к тебе в руки попадает такая информация, которой ни у кого
нет.
— Ну да, ну да! — сказал Стас Смирнов язвительно. Он был
недоволен тем, что материал вышел без всякого с ним согласования. Никто не
спрашивал его мнения, просто пришел Леонтьев, выкинул половину материала и
поставил шевелевскую статью, которая с утра наделала в редакции столько шуму. —
Леонтьев у нас мастак на чужой спине в рай въехать. Или ты думаешь, что он тебя
отмажет, если этот Шубин начнет рыпаться, в суд подавать, опровержения
печатать?
— Как раз если в суд, то отмажет, — подлил масла в огонь
Саша Воронин, — а если этот твой персонаж окажется обыкновенным бандитом,
который запрет тебя на какой-нибудь даче и не выпустит, пока всю кожу полосками
не срежет?
— Да вы что?! — не выдержала Лидия. — Белены объелись, что
ли?! Какие все грамотные и правильные, одна я дура! Что я должна была делать,
когда на меля вышел этот осведомитель? Подарить все Грише Распутину? Или Игорю
Леонтьеву? У меня, может, это единственный шанс пробиться, и все вы злитесь,
потому что это мой шанс, а не ваш!
