— Куда уж хуже-то… — пробормотал брат. Он все мялся на
пороге кабинета, не решаясь войти, и Егор наконец оглянулся.
Димка, с замотанным бинтами животом и лицом, как будто
искусанным сотней пчел, с налепленным под глазом толстым больничным пластырем,
весь, от шеи до лодыжек, желто-фиолетовый, в мятых трусах и клетчатом пледе,
накинутом на плечи, выглядел даже хуже, чем Егор предполагал.
— Хорош, — сообщил ему Егор. — Входи давай. Димка зашел, прикрыл
за собой дверь и осторожно пристроился на край кресла.
— Как дед? — спросил он фальшиво.
— Ничего, — ответил Егор. Ему очень хотелось сказать брату,
что дед чувствовал бы себя намного лучше, если бы любимый внук не крал у
бандитов денег и не собирался на них улететь в Америку, но ничего этого он не
сказал.
У него не было времени на пустые разговоры.
В конце концов, Димка такой же Шубин, как и он сам, а
значит, у него есть мозги и характер. За последние сутки они узнали друг о
друге столько, сколько не узнали бы за всю жизнь, если бы не случилось этой
ночи, крысиной норы и всего остального.
Может, он и правильно сделал, что упер эти деньги, и хорошо,
что его поймали и так долго били, а то ведь черт знает, чем бы закончилось его
стремление доказывать окружающим самостоятельность и независимость. Теперь
Димка будет долго мусолить чувство вины и робко гордиться тем, что у него есть
брат, который ничего не боится, и упиваться жалостью к себе, и терзаться муками
совести, и осторожно, словно пробуя босой ногой холодную воду, пытаться
приладить к себе совершенно новое чувство благодарности и защищенности.
“Вы меня лучше не трогайте. У меня есть старший брат, вот он
придет и всем вам покажет”.
Детский сад с барабаном.
“Когда мне было двадцать, я уже вовсю воевал. Я воевал, пил
спирт, от которого цепенело горло и в узел скручивался желудок, и курил анашу —
ее все курили, — и раз в неделю провожал в Ташкент очередной борт с гробами.
Сколько их было, этих бортов? Десятки? Сотни? Если провожали своих, то
надирались потом так, что мочили всех, кто попадался под автомат, — женщин так
женщин, пацанов так пацанов.
Война.
Я не сошел с ума, мне не понадобилось десять лет на
реабилитацию, я не спился и не стал наемным убийцей. Хотя иногда я до сих пор
жалею, что мне так и не удалось сойти с ума…”
— А что ты делал? — спросил Димка, вытягивая худую шею и
стараясь заглянуть в разложенные на столе бумаги. — Почему не спал?
— Дим… — Егор нашарил под столом тапки и встал. — Я тебе
нотаций читать не буду пока, ладно?
— Ладно, — нерешительно сказал Димка, глядя на Егора снизу
вверх. — А почему? Ты бы лучше прочитал, и дело с концом…
— Нет. Это дело требует подготовки и осмысления, а у меня
сейчас мало времени.
— У тебя всегда мало времени, — подумав, заявил Димка. —
Разве у тебя когда-нибудь было… много времени?
— На! — сказал Егор и бросил ему газету. — Почитай.
— Это?! — изумился Димка.
— Это! — передразнил его Егор. — И вообще уже пора перестать
налегать на журнал “Кул” и “СПИДинфо”. Самое время перейти к регулярному чтению
нормативных актов.
— Ка… каких… актов? — Димка ошарашенно переводил взгляд с
Егора на газету и обратно.
— А любых, — ответил Егор. — Ты почитай, вникни, и давай все
беседы на недельку отложим. И оделся бы, что ли. Смотри, вся шея синяя!
Он вышел из кабинета, неизвестно чему улыбаясь, прикрыл за
собой дверь и отправился на кухню.
Деда не было. Он умчался в булочную за свежим хлебом, и это
просто замечательно — с одной стороны, подтверждается, что ночные приключения
завершились без всякого ущерба для его здоровья, а с другой — Егор может еще
хоть полчаса побыть в тишине.
Раздумывая, он заварил кофе, достал сок и высокий стакан.
Потом подумал и достал еще один и поставил две чашки — для себя и для своего
брата.
— Димка, ты глотать можешь? — крикнул он в сторону кабинета
и опять улыбнулся. У него было странное настроение.
Через некоторое время дверь приоткрылась и оттуда спросили:
— А что?
— Кофе готов, — сообщил Егор. — Надевай штаны, и давай
попьем.
— Егор, но это же какая-то… лажа, — брезгливо сказал Димка,
появляясь на пороге и держа газету на отлете, как будто она была испачкана. —
Что это за лажа, Егор?
— Это нормальный процесс выдавливания меня из структуры. —
Егор пожал плечами. — Я стал занимать слишком много места. Садись.
Он налил дымящегося кофе в две большие кружки, сел и вытянул
ноги. Димка продолжал стоять.
— Димыч, — продолжал Егор терпеливо, — мне нужно разобраться
во всем этом, а времени мало. Я хочу, чтобы меня пока никто не дергал. Мы все
обсудим, только потом. Между прочим, твое недостойное поведение мы обсудим
тоже. А пока возьми на себя деда. Отвлеки его чем-нибудь. Ну, не знаю… Начинай
болеть, стонать, каяться…
Димка осторожно засмеялся разбитым ртом:
— А тебе ничего не будет за то, что вчера произошло? Ну,
неприятностей каких-нибудь… не будет?
Он боится, что его отволокут в тюрьму, понял Егор. Так
боится, что даже не может спросить об этом прямо.
Ведь он вор.
Наверное, в педагогических целях следовало Димку припугнуть.
Чтобы, так сказать, закрепить пройденное. Наверное, стоило даже устроить какой-нибудь
вызов к суровому следователю или что-то в этом духе.
Но у Егора не было времени. Кроме того, он очень надеялся на
то, что Димка такой же Шубин, как и он сам, и ему вряд ли придется одно и то же
повторять дважды. Сам Егор запоминал все с первого раза.
— Нет. Не будет никаких неприятностей. Заяц сегодня с утра
должен позвонить и решить все вопросы. Будем считать, что мы просто
развлекались.
— Прости меня, — после паузы сказал Димка. Егор ничего не
ответил.
Где-то в глубине дома хлопнула дверь, и братья
переглянулись.
— Кто там? — Димка смотрел настороженно. — Дед вернулся?
— Там Лидия Шевелева, талантливая журналистка, разоблачающая
подлецов и жуликов, и по совместительству снайпер экстра-класса, — пояснил Егор
с удовольствием. — Она нас вчера на Маросейке подобрала и свезла в поселок
Красково, где ты самолета на Нью-Йорк дожидался.
Димка посмотрел с подозрением. Иногда у Егора было странное
чувство юмора, но сейчас он явно не шутил.
— Штаны бы тебе не помешали, — заметил брат без улыбки. — Может,
наденешь?
