Димка проворно, насколько позволяли его ранения, метнулся в
коридор, а Егор достал третью чашку. Черт возьми, как много нужно чашек, когда
у человека есть братья и полузнакомые девушки остаются ночевать, потому что в
их квартиру забираются какие-то темные личности.
— Егор Степанович, — осторожно позвала Лидия откуда-то. —
Где вы?
— Я здесь, — отозвался Егор. — А вы где?
Она забрела вовсе в другую сторону — в коридор, ведущий к
сауне и тренажерному залу.
— У вас в школе было спортивное ориентирование? — Егор
помахал ей рукой.
— Доброе утро, — сказала она. — Почему вы меня не разбудили?
Она выглядела усталой и казалась старше. На шее отчетливо,
как будто нарисованные чернилами, проступили синяки. Егору внезапно стало
жарко.
— Что вы смотрите? — спросила она, перехватив его взгляд, и
осторожно потрогала шею. — Сейчас я водолазку надену…
Она вернулась через пять минут в черной водолазке,
закрывавшей шею. Егор был ей благодарен. Ему очень не хотелось, чтобы Димка
увидел синяки. Вряд ли бы он догадался, что синяки имеют к Егору самое
непосредственное отношение, но лучше бы брат их совсем не видел.
— Что вы надумали? — спросила Лидия и понюхала вкусный пар,
поднимавшийся из кружки. — Вы ведь думали обо всем этом?
— Конечно, — согласился Егор. — Мне нужно посмотреть эти
бумаги. Бумаги или копии, все равно. Обязательно нужно.
— Я могу вам пересказать своими словами, — предложила Лидия
и отхлебнула кофе.
— Своими словами вы уже изложили в газете, — усмехнулся Егор,
— и мне это совсем не подходит.
— Почему?
— Потому что я не понимаю, откуда они взялись. Если это
чистая подделка, тогда дело можно закрывать. Я выиграл. Если нет…
— Что значит — закрывать? — Лидия поставила кружку. — Что
значит — чистая подделка?
— Лидия Юрьевна, — начал Егор терпеливо, — могут быть два
варианта развития событий. Первый. Эти документы — чистая лажа, как выражается
мой брат. В этом случае мне нужно только найти их и доказать, что они лажа. Это
очень просто. Существуют всякие экспертизы и так далее. Я объясняю своему шефу,
что это лажа, шеф принимает мои слова к сведению, и я начинаю заниматься
освоением новой специальности и заодно поисками того, кто меня подставил.
Вариант второй. Эти документы — подлинные.
— Что значит — подлинные? Вы же с пеной у рта вопите, что
помыслы ваши чисты, как у буддийского монаха, а сами вы ни в чем не виноваты?
— Лидия Юрьевна. — Егор налил себе еще кофе. — Вы просто
удивительно тупы для журналистки, которая взялась разоблачать врагов народа. Я
подписываю в день иногда по десять договоров. Естественно, если они идут от
тех, кому я стопроцентно доверяю, я не вчитываюсь в каждое слово. Конечно, я их
смотрю. В общем и целом…
— А я думала, что вы профессионал, — протянула Лидия, — в
общем и целом…
— Послушайте, вы, профессионал! — Он поднялся и навис над
ней, опершись руками о стол. В сантиметре от ее носа был его свитер, пахнувший
точно так же, как пальто, — свежо и дорого. — Вы заварили всю эту кашу…
— Нет, — перебила Лидия, на всякий случай вжавшись в стену.
— Вы заварили всю эту кашу. Я всего лишь слепое орудие. — Она криво
усмехнулась. — Хотя я еще до конца не решила, верить вам или все-таки не
верить.
— Как хотите, — сказал Егор любезно. — Как вам будет угодно.
Однако сегодня в пять утра бумаги из вашей квартиры пропали. Практически на
глазах у изумленной публики.
Лидия помрачнела.
Да. Не было никакого резона красть у нее бумаги, если они
представляли опасность лишь для Егора Шубина.
Он убрал со стола ладони, перестал нависать над ней и сел на
место.
— Что значит — подлинные? — помолчав, спросила Лидия.
Он искоса взглянул на нее.
— Представьте себе, что есть договор, который я читаю не
слишком внимательно, потому что это самый обычный договор, каких через меня
проходят сотни. Я подписываю его, как подписывал вчера и позавчера, отдаю
человеку, который его принес, и забываю о нем. Этот человек, выждав время,
аккуратно меняет в договоре название фирмы и какие-нибудь цифры и даты и
преподносит вам.
— Как меняет? — не поняла Лидия. — Как можно изменить что-то
в подписанном и завизированном договоре?
— Да как угодно! — завопил Шубин с досадой. — На этот счет
есть масса технологий. Название, например, можно заклеить специальной полоской,
а сверху впечатать другое. А потом снять полоску вместе с новым названием. Если
в лупу не смотреть, эту полоску ни за что не заметишь, она ни по цвету, ни по
фактуре не отличается от бумаги и не оставляет следов. Можно с помощью
какой-нибудь сложной химии сделать так, например, чтобы нижнее название
проявлялось на бумаге, только полежав несколько часов на свету, а верхнее без
следа устранялось… я не знаю… обычным ластиком.
Лидия смотрела на него во все глаза.
— Вы что? — спросила она с подозрением. — Шпион?
— Я адвокат без работы, — объявил он холодно. — И это все
элементарные вещи, Лидия Юрьевна. Так вот. В этом случае ситуация гораздо
сложнее. Доказать, что я их не подписывал, невозможно именно потому, что я их
подписывал. И тогда мне остается…
— Что? — спросила Лидия.
— Мне остается только найти человека, который принес
договор. Это проще, чем в первом случае, потому что подделать бумаги может кто
угодно, а людей, чьи договоры я подписываю не глядя, не так уж много. — Он
улыбнулся. — Десятка полтора, я думаю…
— Полтора! — фыркнула Лидия. — Полтора десятка человек вы
будете проверять как раз до весны. Да и непонятно, как именно их можно
проверить…
— Как раз понятно, Лидия Юрьевна. — Егор допил свой кофе и
задумчиво поболтал туркой, как будто оценивая, хватит ему на вторую чашку или
лучше сварить еще. — Название “Континенталь” выбрано не зря. Это длинное и
глупое слово, не несущее никакой смысловой нагрузки. Кроме одного. По числу
букв оно должно совпадать с тем, что было написано снизу. Понимаете? Одно слово
можно заклеить, замазать, видоизменить и так далее. Но расстояние между словами
ни заклеить, ни изменить нельзя. Мне нужно название, в точности совпадающее с
этим по длине, а их совсем немного. Гораздо меньше, чем полтора десятка.
* * *
Тимофей Кольцов задумчиво брился перед зеркалом, когда в
ванную вошла Катерина.
— Привет, — зевая, сказала она и привалилась щекой к
Тимофеевой спине.
— Привет, — ответил он и перестал бриться. — Ты чего так
рано?
