По коридору за закрытой дверью кто-то быстро прошел,
заставив ее замереть.
“Не смей так трусить! Раньше надо было трусить, а теперь
нужно спасать свою шкуру, и если Шубин знает, что для этого необходимо сделать,
значит, ты должна ему помочь. Спасая себя, он заодно спасет и тебя. Может
быть…”
И тут грянул телефонный звонок.
Он ударил прямо ей в ухо, как набат, как колокол, как
воздушная тревога. Все. Ее поймали. Ее поймали на месте преступления, и пощады
не будет. Сердце остановилось.
Телефон продолжал звонить.
Ничего не происходило.
Лидия из-под стола затравленно смотрела на телефон.
В телефонных недрах что-то щелкнуло, звонки прекратились,
зашуршала пленка автоответчика. Только и всего. Телефон позвонил, автоответчик
записал. Ничего не случилось.
Лидия перевела дыхание.
Нужно быстрее закончить — или все пропало.
Она стала выгружать бумаги прямо на пол, но нужные
документе! все не находились. Да где же они, черт их возьми!..
Их не было ни во втором, ни в третьем ящике. И на столе их
не было тоже. Прошло полчаса. Лидия задвинула последний ящик и огляделась в
полном отчаянии.
Ключей от сейфа у нее нет. Прорываться сквозь заросли бумаг
на подоконнике и на креслах нет времени, а бумаг слишком много.
Она проиграла. Она ввязалась в сложную партию и проиграла на
втором ходу. Даже не на пятом.
Дура. Идиотка.
Она пнула ногой стол и тут же замерла от раздавшегося
резкого звука.
Так, все. Нужно уходить.
Лидия осторожно поднялась с кресла, стараясь, чтобы оно не
скрипнуло, сверху посмотрела на ящик и задвинула его поглубже, чтобы оставить
все как было. Ящик перекосило, и пришлось нагнуться, взяться за него двумя
руками и хорошенько встряхнуть. Крошечная кассета вынырнула из бумажных глубин
и, как по горке, съехала к передней стенке.
Она узнала ее. Это была та самая кассета, которую она нашла
в собственном почтовом ящике после того, как получила документы. Кассета с
записью разговора Егора Шубина с каким-то неизвестным. Разговора, в котором шла
речь о пресловутой фирме “Континенталь”.
Взять или не взять?
Бумаги — другое дело. Никто и никогда не узнал бы, что она
снимала с них копии. Она оставила бы все в прежнем виде. Кассету она переписать
не может. Она может ее только украсть. Не найдя кассету, Леонтьев поймет, что в
кабинете у него кто-то был, и вычислит, кто именно.
Взять или не взять?
Шаги в коридоре. Быстрые и решительные. Лидия узнала бы их
даже через сто лет.
— Игорь? — В приглушенном голосе Смирнова удивление. — А мне
с утра сказали, что ты где-то на стороне — то ли в Думе, то ли в Совете Федерации.
— Президент не приехал, и нас выпроводили. — Леонтьев
возился с замком. Лидия закрыла глаза. Ящик оттягивал ей руки.
Все. Доигралась. Сейчас он войдет, и… Эта мысль как будто
вернула ей самообладание. Она проворно и бесшумно задвинула ящик, в последний
момент выхватив из него кассету. Кассета показалась невесомой, как будто
ненастоящей.
Ключ повернулся второй раз.
Деваться некуда. Кабинетик крошечный, и нет никаких смежных
помещений, ни комнаты отдыха, никакого другого закутка.
“Господи, помоги мне!..”
Она метнулась в сторону, перескочила через корзину для бумаг
и юркнула под стол для переговоров. И задвинула себя креслом.
Распахнулась дверь, вспыхнул свет.
Корзина для бумаг, которую она задела в своем кенгурином
прыжке, покачивалась из стороны в сторону.
“Господи, господи, смилуйся надо мной…”
Скрипнула дверь шкафа, в который Леонтьев вешал свое пальто.
Прямо у нее под носом прошли лакированные ботинки. Правый был чем-то выпачкан.
Лидия зажмурилась.
Прошуршало по ковролину кресло, перематывая пленку,
запиликал автоответчик.
— Игорь, — раздался сочный бас, — позвони Маришке, у нее
какие-то новости относительно РИА. То ли назначения, то ли увольнения. Пока.
Леонтьев пробормотал что-то невнятное.
— Милый! — Голос нежный и чистый, как горный ручей. — Ты
уехал и даже не попрощался. Я на работе. Как мне тебя найти? У тебя мобильный
не отвечает!
— Игоречек, это мама. Папе вчера прописали децинон, может,
ты купишь? В нашей аптеке нет. Звонила Маша, сказала, что в субботу вы заедете.
Может, и лекарство завез бы?
— Децинон, — повторил Леонтьев. Зашуршала бумага. Очевидно,
он записывал название.
В дверь постучали. Лидия вздрогнула так, что чуть не
стукнулась головой о крышку стола, и что есть силы сжала кулаки.
— Игорь! — Голос Тамары Петровны. — Как хорошо, что ты
приехал. Зайди прямо сейчас к Сергею. — Так звали главного. — Что у тебя с
мобильным? Я тебе полдня звонила.
— Батарейки сели, — ответил Леонтьев недовольно. — Сейчас
иду.
Лидия замерла. Он выдвинул ящик, вытащил какую-то папку,
прямо перед ее носом похлопал себя по карманам, проверяя, есть ли у него
сигареты. Потом поднялся, опять прошуршало кресло, прошли мимо лакированные
ботинки, открылась и закрылась дверь.
Ушел.
Теперь самое главное — быстро. Быстро и аккуратно.
Лидия выбралась из-под стола, пихнула на место кресло,
лихорадочно одернула задравшуюся брючину, кинулась к двери, цепляя каблуками
ковролин, и приникла ухом к белому пластику.
Вроде все тихо. Она осторожно надавила ручку и посмотрела в
образовавшуюся крошечную щелку.
— Шевелеву не видели?! — закричал откуда-то Смирнов. —
Ребята, куда делась Шевелева?
Он не в коридоре, скорее всего на лестнице. Лидия проворно,
как уличная кошка из подъезда, выскользнула в пустой коридор и опрометью
бросилась в другую сторону.
— Да вот она носится! — Где?
— Лидия, где ты?!
— Я здесь, — заявила она совершенно хладнокровно. — Чего ты
орешь? Если по поводу бюджетной статьи, так мы уже с Леонтьевым все обсудили!
— Когда же вы успели? — спросил Смирнов язвительно. Он не
любил, когда журналисты принимали какие-то решения без консультации с ним.
— По телефону, Стасик! — ласково сказала Лидия, стараясь
ровно дышать. — Послезавтра статья будет, и, клянусь, ты первый ее увидишь.
— Ты чего бледная такая? Заболела?
