— Да, — быстро соврала она. — Я договорилась об интервью с
председателем думского Комитета по бюджету и сейчас туда еду. А что?
— Придется все отменить, — произнес он негромко, и у нее
упало сердце. Упало прямо на пол, покатилось и замерло, неспособное даже дрожать
от страха.
— Почему? — выговорила она с трудом.
— Гришки опять нет, — скривившись, объяснил Леонтьев. —
Бросай бюджет, нужно писать текучку. Пошли, я покажу.
* * *
— Жора! — Маргарита кокетливо прихорашивалась перед зеркалом
и не прекратила своего занятия, даже когда Егор приблизился. — Привет! А где
папуля?
— Привет, — ответил Егор. — Зачем ты приехала?
— За Димой, — сообщила она радостно. — Ты мне сказал, что он
у тебя, помнишь?
— Помню, — пробормотал Егор сквозь зубы. — Ну и что?
Маргарита рассматривала в зеркале губы, проверяя, ровно ли
лежит помада, и поэтому ответила не сразу.
— Ну вот. — Очевидно, помада лежала как-то
неудовлетворительно, потому что, покопавшись в элегантной сумочке от Гуччи, она
достала золотой футлярчик с помадой и с осторожной любовью тронула губы. —
Мальчику здесь не место, Жора. У тебя своя жизнь, к тебе, наверное, женщины
приезжают и друзья допоздна сидят… У мальчика есть собственный дом, и я хочу,
чтобы он поехал со мной. А где папуля?
— Здесь папуля. — Дед вышел из кабинета и стоял в отдалении.
— Привет, дорогой! — пропела Маргарита тоном героини мыльной
оперы и пошла к деду, раскинув руки, как бы собираясь броситься ему на шею. —
Как я по тебе скучала, папулька!
Маргаритина мать развелась с Маргаритиным отцом, когда дочке
было месяцев восемь. Ее захватило “большое и светлое чувство”, как она потом
объясняла подросшей Маргарите. Дед из жизни собственной дочери был полностью и
навсегда исключен, потому что “наш советский суд” даже мысли не имел о том, что
у ребенка, по идее, должны быть два родителя и отец тоже имеет некоторые права.
Дед сгоряча пытался бороться, потом махнул рукой и бороться перестал. Маргарита
появилась в его жизни восемнадцати лет от роду и с младенцем на руках. Дед
назвал младенца Егором и стал его растить, понимая, что Маргарита растить его
не сможет. Периодически в ее жизни тоже возникали “большие и светлые чувства”,
и тогда деда исключали из жизни, но снова призывали на помощь, когда “чувство”
умирало, не выдержав испытания “прозой жизни”. Егору было десять, когда дед
забрал его к себе насовсем.
Маргарита отца презирала, считала его хлипким
интеллигентишкой, а когда Егор неожиданно стал богатым, начала ревновать. Отец
был намного ближе к деньгам Егора, чем она, и это не давало ей покоя. Уж она-то
как следует сумела бы ими распорядиться, не то что ее полоумный папашка,
которому на голову свалилось эдакое счастье.
Егор содержал и Маргариту, понимая, что это просто попытка
откупиться от матери, которую он никогда не любил и до которой ему не было
никакого дела.
— Может быть, чаю? — спросил дед холодным светским тоном, и
Егор улыбнулся про себя.
“Деду стыдно за дочь, — понял он. — И еще он боится, что я,
заплакав от облегчения, отдам ей Димку в вечное владение”.
— Ну конечно, с удовольствием! — Маргарита кружевным
платочком стерла с дедовой щеки алую помаду и огляделась. — Как у тебя хорошо,
Жора! Как мило, как уютно, как богато! Господи, неужели мне так и не суждено
пожить хоть немного в такой роскоши!
— Нет, — отрезал Егор. — Не суждено.
— Жорка! — Решив, что обижаться сейчас невыгодно, Маргарита
кокетливо погрозила Егору пальцем. — Где Димулька? Он мне открыл и куда-то
пропал. Пусть он вещи собирает, у нас времени мало. Жорик, а мы с тобой пока
чайку попьем.
— Может, на кухню пойдем? — упавшим голосом спросил дед,
насмерть перепуганный тем, что она так окончательно все решила и даже велит
Димке собирать вещи. — Там удобнее говорить, чем в коридоре…
— У тебя картина новая? — У Маргариты было стопроцентное
зрение, особенно когда дело касалось каких-нибудь дорогих безделушек. Она
оглянулась на Егора и приблизилась к картине. — Боже мой, какая прелесть! Кто
это, Егор?
— Гейнсборо, — назвал он первую пришедшую на ум фамилию.
Маргарита пришла в неистовый восторг.
— Жорка, — плачущим голосом сказала она, — ну так просто
невозможно жить! Ты меня всегда чем-нибудь расстраиваешь! А теперь еще и
Гейнсборо купил!
— Купил, — признался Егор, — Пошли на кухню. Она пошла, как
бы очень неохотно и несколько раз оглядываясь по дороге, и даже упиралась,
кокетливо и шутливо.
— Ну позови же Димульку! — приказала она, когда Егор усадил
ее за стол. — Что он там так копается!
— Ты с лимоном будешь? — перебил дед торопливо.
— Да. Жор, позови Димульку!
— А чего меня звать-то? — мрачно спросили из-за двери, и в
кухню вдвинулся Димка. — Я здесь давно.
— Господи, какой ты… странный, — протянула Маргарита, только
сейчас заметив его раны. — Ты собрался? Погостил — и хватит, дорогой. У тебя
дом есть, а здесь у людей своя жизнь… Я спешу, поэтому мы сейчас чайку попьем и
поедем.
Димка кинул взгляд на Егора, ногой подвинул к себе стул, сел
на пороге и сгорбился, как большая собака, которую долго били палкой, а потом
бросили умирать.
Егор посмотрел на него и усмехнулся.
Он был рад, нет, он был совершенно счастлив, что у него есть
брат, и что самое трудное для них уже позади, и ему так легко решить сейчас все
проблемы, которые кажутся Димке чудовищными и неразрешимыми.
— У тебя есть сигареты? — спросил он у Димки, и, очевидно,
дед услышал что-то в его тоне, потому что вдруг повернулся от плиты и
пристально на него взглянул.
— Есть, — ответил Димка неуверенно и тоже посмотрел ему в
глаза.
— Ты куришь?! — вскричала Маргарита с неестественным ужасом
в голосе. — Господи, Димка, ты куришь?!
— Дай одну, — попросил Егор.
Димка медленно, преодолевая боль в боку, полез в карман,
извлек мятую дешевую пачку и аккуратно положил на стол.
Умирающая собака слабо шевельнула хвостом. Егор закурил,
затянулся и посмотрел на сигарету с отвращением.
— Гадость какая, — сказал он.
Все молчали, смотрели на него и ждали.
— Ритуль… — И он снова эффектно затянулся. — Я страшно рад
тебя видеть, хотя на будущее хочу попросить: ты предупреждай о своих визитах
заранее, ладно?
— Но, Жорка, — заговорила Маргарита растерянно, — я просто
хотела побыстрее… Ты сказал, что Димка у тебя, и я решила, что его нужно
забрать…
