— Я, блин, не чемодан, — неожиданно резко сказал Димка, —
меня нельзя забрать. Или сдать. Слышишь?
— Я твоя мать, — объявила Маргарита дрожащим голосом. — Я
твоя мать и имею полное право…
— Ритуль, — перебил ее Егор, — Димка поедет с тобой, только
если сам этого захочет. Я бы на его месте не поехал. Все мы отлично знаем, как…
невыносимо жить с тобой рядом. А здесь дед, я… И места много. И в институт ближе.
И все такое. Так что я бы не поехал. И прав ты никаких не имеешь. Будь я
нормальный мужик, а не агрегат для делания денег, я бы давно у тебя Димку
забрал и сам бы его растил. Или дед бы растил, но я не нормальный мужик,
поэтому говорить об этом уже поздно. И все, точка. Считай, что мы все обсудили,
все твои слезы, сопли и вопли пережили и теперь спокойно пьем чай.
— Жора!.. — начала Маргарита и тяжело задышала. Глаза у нее,
как у первоклассной актрисы по команде режиссера, налились слезами, набухли безупречно
накрашенные губы, и она стала похожа на обиженную девочку из песочницы, а не на
женщину к шестидесяти годам.
— Стоп! — приказал Егор. — Даже не начинай. Я тебя выставлю,
Ритуля. Сейчас у меня нет никакой возможности выслушивать твои концерты. Дед,
наливай всем по рюмке чаю, и немедленно начинаем обсуждать картину Гейнсборо,
которую написал мой бывший одноклассник Паша Кузнецов. Дед, помнишь Пашу
Кузнецова?
Димка засопел от облегчения, зашевелился на стуле и даже
сделал попытку положить ногу на ногу. Не смог, встал, взял с подставки чайник,
налил в чашки кипятку, чувствуя себя хозяином дома, застеснялся и спрятался за
Егора.
— Помню Пашу, — сказал дед чуть дрожащим голосом. — Он и в
школе неплохо рисовал. А когда ты его видел?
Маргарита смотрела на всех по очереди. Слезы высохли, и
только губы кривились презрительно и жалко.
Она ничего не понимала. Совсем ничего. Димка был обузой,
тяжелой и никому не нужной ношей, ошибкой, которую она допустила “по
рассеянности”, как она потом объяснила отцу. Когда Егор стал богатым, Маргарита
моментально сообразила, что с Димкиной помощью из него можно выкачивать намного
больше денег.
“Мальчик растет. Мальчику нужны джинсы, куртки, теннисные
ракетки, компьютер и еще много чего.
Неужели ты откажешь собственному брату?!”
Егор давал столько, сколько она просила. И еще, если она
просила еще. И сверх того, если она просила сверх того.
“Он просто купил себе мать и брата”, — подвыпив,
рассказывала Маргарита знакомым. И утирала вполне натуральные слезы.
Она не могла позволить себе потерять Димку. Она Давно
привыкла к шальным деньгам, которые тратила исключительно на себя. Джинсы и
куртки по секрету от Егора Димке покупал дед. Если Димка станет жить с братом,
значит, денег будет намного меньше. В несколько раз меньше. Во много раз
меньше.
Маргарита готова была завыть, как волчица.
Сейчас ей как никогда нужны деньги.
— Дима! — Она перевела умоляющий взгляд на младшего сына. —
Что происходит?! Ты не хочешь вернуться домой?
— Не-а, — заявил Димка из-за Егора. — Не хочу. Прости.
— А Пашка знаменитым стал, — сообщил Егор деду. — На той
неделе в Манеже выставка открылась. И говорят, Глазунов на него наехал. А это
первый признак: раз Глазунов ругает, значит, хороший художник.
— Ну, не стоит быть таким категоричным, — заметил дед и
уселся в свое любимое кресло. И нацепил очки. И сложил руки. И посмотрел зорко.
— Я ничего не понимаю в живописи, но реализм Глазунова мне ближе, чем самый
яркий авангард.
— Ты просто консерватор. — Егор отхлебнул чай. — И Глазунов
твой никакой не художник, а просто очень ловкий предприниматель, который начал
зарабатывать денежки еще тогда, когда их никто не умел зарабатывать! А они
вдвоем с Церетели сообразили, как это можно сделать и за решетку не сесть. За
расхищение социалистической собственности.
— Господи, — простонала Маргарита, как подстреленная
царевна-лебедь, — отнять у матери сына и рассуждать о каких-то художниках!..
— Мам, мне двадцать лет, — сказал Димка, — я буду тебе
звонить, если хочешь.
Ей вовсе не нужны его звонки. Ей нужны его деньги. Целые
кучи денег, которые Егор выдавал на его содержание.
— Есть свежий мармелад и тульские пряники, — объявил дед. —
Кто-нибудь хочет? Дима?
— Давай пряники тульские, — решил тот. У него открылся
чудовищный аппетит после того, как он перестал принимать болеутоляющее. И еще
он всегда страшно хотел есть, когда нервничал. Сейчас он перенервничал просто
неприлично.
— Звонит кто-то, — объявил Егор. — Спроси кто, Димка!
Едва за ним закрылась дверь и шаги удалились по коридору, он
быстро сказал Маргарите:
— Ритуль, если не хочешь неприятностей, закрой рот и уезжай.
Я тебе серьезно говорю. С голоду ты не умрешь, если ты этого боишься. Если я
найду работу, буду тебе платить, чтобы ты к нам не лезла.
— Что значит — найдешь работу? — спросила опешившая
Маргарита. — Какую работу? У тебя что, нет работы?
— Егор, — сказал Димка, появляясь на пороге. На физиономии у
него была идиотская улыбка, какой улыбаются подростки в присутствии красивых и
взрослых женщин. — Это к тебе…
Оттеснив его плечом, на пороге возникла Лидия Шевелева. В
глазах у нее было безумие, а обычно смуглое лицо побледнело.
— Здрасти, — пробормотала она, обращаясь ко всем сразу.
— Что случилось? — спросил Егор, не донеся чашку до рта. Он
вдруг очень испугался.
— На той кассете перемонтированная запись нашего с вами
телефонного разговора! — выпалила она, сбившись от волнения на более привычное
“вы”. — Я вам звонила по поводу интервью с Кольцовым, а вы не давали мне
разрешения. Помните?
— Помню, конечно. — Чашка стукнула о блюдце. Дед снял очки.
Димка перестал улыбаться идиотской улыбкой.
— Ну вот. Это тот наш разговор. Я помню его почти дословно.
Она вошла в кухню, села на ближайший стул и потянула с шеи
шарф.
— Кто это, Жора? — спросила Маргарита, брезгливо ее
рассматривая.
— Все дело в том, — сказала Лидия, глядя Егору в глаза, —
что я тогда записала разговор и отдала кассету Игорю Леонтьеву, чтобы он не
подумал, что я что-то там такое сочиняю. — Она взяла со стола его чашку и жадно
отпила из нее. — Понимаете? Запись была у Леонтьева. Он отдал ее кому-то, кто
смонтировал, и не нужно никаких подслушивающих устройств.
Все молчали и смотрели на нее.
— Вы должны найти человека, который нанял Леонтьева, —
заявила Лидия. — Только и всего.
